On-line: гостей 0. Всего: 0 [подробнее..]
Дружественные ресурсы:
Человек и социум http://mogetbyt.forum24.ru

АвторСообщение
постоянный участник




Пост N: 12249
Зарегистрирован: 30.01.07
Откуда: Россия, СПб
Рейтинг: 6
ссылка на сообщение  Отправлено: 06.09.20 09:54. Заголовок: Моя новая книга - ДЕСЯТИЛЕТИЕ (1691-1700)


Наконец-то приступил к этой книге, написать которую замышлял еще в начале нулевых годов, а два года назад стал собирать материалы. Объема пока не знаю, но буду стремиться к краткости. Главный вопрос: что было в головах тех европейцев, которые смотрели на проезжающее Великое посольство Петра Первого?

Костры инквизиции мало-помалу рассеивали тьму средневековья. Спасибо: 0 
ПрофильЦитата Ответить
Ответов - 84 , стр: 1 2 3 4 5 All [только новые]


постоянный участник




Пост N: 12321
Зарегистрирован: 30.01.07
Откуда: Россия, СПб
Рейтинг: 6
ссылка на сообщение  Отправлено: 29.09.20 18:25. Заголовок: Что касается папског..


Что касается папского «Индекса запрещенных книг», то за последние 10 лет XVII века он пополнился 123 новыми книгами, в т.ч. 17 анонимными изданиями. В 1690-х и ранее запрещены книги Гоббса, Пуфендорфа, Арно, Бейля, Декарта, Кенеля, Мальбранша, Молиноса, Гуго Гроция, Янсения, историко-политические сатиры итальянского автора Грегорио Лети, которого городские власти Амстердама назначили официальным историком города, трактат Фенелона в защиту квиетизма «Разъяснение святых изречений о внутренней жизни», произведения аббата Флери – будущего воспитателя и духовника Людовика XV (которого не стоит путать с другим аббатом Флери – главой правительства Франции в 1726-1743 годах), опусы английского короля Иакова I и анонимный памфлет «Отвратительное папство или Непобедимая демонстрация римского папы в качестве избранного антихриста» из книги, озаглавленной: «Рим, последнее падение 1666 года», Лондон, 1665, «Изящная книга о секретах любви и секса», изданная Николя Хорье под псевдонимом Иоанн Мерсиус, труды нескольких известных еврейских раввинов, запрещена даже «История римских понтификов, поселившихся во Франции в период с 1305 по 1394 год» французского иезуита Стефана Балузия. Интересен один из авторов запрещенных книг – немецкий реформат Георг Хорн – историк, географ, профессор Лейденского университета с 1653 до своей смерти в 1670. Хорн также очень интересовался алхимией, и в 1665 году мошенник-алхимик выманил у него значительную сумму в 5000 гульденов. Его интерес к алхимии привел к изданию т.н. «Псевдо-Гребера» – алхимического трактата от имени европейского алхимика XIII века в 1668 году. Среди его публикаций особенно влиятельны латинские труды по Всемирной истории, предназначенные в качестве учебников для студентов (Historia ecclesiastica et politica, Arca Noae, Orbis Politicus, Orbis Imperans). Хорн рассматривал универсальную историю уже не как разделенную на истории четырех классических империй (Ассирии, Персии, Македонии, Рима), но основанную на концепции национальных историй, включая историю народов Нового Света (De originibus Americanis). Он также был одним из первых историографов, разделивших мировую историю на три основные эпохи: древность до периода переселения народов, средний период до 1500 года и современная история с 1500 года до наших дней. Его концепция периода переселения народов выглядит как история «скифского народа», который делится на германцев, гуннов и славян (здесь Хорн все же отдал дань классическим древностям, которые даже Андрея Лызлова в 1692 году заставляли именовать татар «скифами»). Помимо узко-теологических перебранок в Index Librorum Prohibitorum попадали первоклассные сочинения, и если кто-нибудь возьмется издать в одноименной книжной серии эти уже зачастую забытые сочинения, это будет весьма интересное собрание.


Протестантизму в этот период угрожала иная опасность: не имея централизованной организации, сходной с Римско-католической церковью, это религиозное направление рисковало распасться в масштабах Европы на множество враждебных друг другу деноминаций или национальных церквей, полностью подвластных королям, герцогам и курфюрстам. Мирные договоры 1648 года официально признали существование двух протестантских церквей – лютеранской (евангелической; хотя первое наименование широко стало употребляться после окончания Тридцатилетней войны) и кальвинистской (реформатской), базирующейся на Гейдельбергском катехизисе 1563 года, но повсеместно в Германии встречались анабаптисты, меннониты, сторонники догмата о свободе воли арминиане, моравские братья, а также социниане, унитарианцы и прочие антитринитарии и иные экзотические секты. Англия, одновременно являясь прибежищем религиозных эмигрантов с континента (в т.ч. моравских братьев и гугенотов), экспортировала свои религиозные доктрины в другие европейские страны. Эта опасность осознавалась лидерами протестантских церквей, и они нашли выход в создании протестантских университетов, открытых для представителей всех некатолических течений христианства. Еще в 1575 году Вильгельмом Оранским в качестве награды Лейдену за героизм в войне против Испании был основан первый в Нидерландах Лейденский университет. Известный своей исторической базой и акцентом на социальных науках, университет приобрел особую известность в период Золотого века Голландии, когда он привлекала ученых со всей Европы своей атмосферой интеллектуальной терпимости и высоким уровнем образования. За это время Лейден стал домом для таких людей, как Рене Декарт, Рембрандт, Жозеф Скалигер, Христиан Гюйгенс, Гуго Гроций, Барух Спиноза. В 1690-х в Лейдене работают исследователь классической античности Якоб Гронов (Гроновиус), а также врач и химик Герман Бурхааве – автор диссертаций «О различии разума из тела» и «Полезность исследования признаков болезни в экскрементах больных» (согласно желанию отца, Бурхааве сначала готовил себя для духовного звания, от которого, однако, его оттолкнула крайняя нетерпимость духовенства ко всякому сколько-нибудь самостоятельному мнению). Другим важнейшим центром протестантской теологии оставался Виттенбергский университет в Саксонии. По прежнему очень качественное образование давали Оксфордский и Кембриджский университеты, сохранявшие монополию на высшее образование в Англии (а во французском Дуэ во Фландрии по прежнему процветали наполненные католиками-эмигрантами Английский, Шотландский и Ирландский колледжи). В 1694 году курфюрст Бранденбургский Фридрих III после долгих проволочек при дворах в Вене и Дрездене убедил императора Леопольда I дать разрешение на открытие Alma Mater Hallensis. – Университета Галле на юге Магдебургского епископата. Наиболее существенную роль в создании университета сыграл Христиан Томазиус, который стал первым ректором.


Костры инквизиции мало-помалу рассеивали тьму средневековья. Спасибо: 0 
ПрофильЦитата Ответить
постоянный участник




Пост N: 12324
Зарегистрирован: 30.01.07
Откуда: Россия, СПб
Рейтинг: 6
ссылка на сообщение  Отправлено: 01.10.20 15:55. Заголовок: Моя современная деву..


Моя современная девушка порекомендовала мне вставить сюда еще какую-нибудь любовную историю Галантного века, случившуюся именно в 1690-х...

Костры инквизиции мало-помалу рассеивали тьму средневековья. Спасибо: 0 
ПрофильЦитата Ответить
постоянный участник




Пост N: 12325
Зарегистрирован: 30.01.07
Откуда: Россия, СПб
Рейтинг: 6
ссылка на сообщение  Отправлено: 01.10.20 20:32. Заголовок: XVII век стал период..


XVII век стал периодом выработки лютеранской (евангелической) ортодоксии. «Книга Согласия» 1580 года объединила лютеран в единую конфессию, и уже в следующем столетии в полемике с иезуитами усилиями Иоганна Герхардта формируется «высокая ортодоксия» лютеранства. В 1690-х традицию лютеранской ортодоксии продолжает И.В.Байер, но со смертью в 1686 Авраама Калау (Каловиуса), чей главный догматический труд, Systema Iocorum theologicorum (12 томов, 1655–1677), представляет собой кульминацию лютеранской схоластики, в истории лютеранства наступает новый период – период пиетизма. Специалист по генеалогии и основатель теоретической геральдики Филипп Якоб Шпенер в 1675 году сформулировал принципы пиетизма. Пиетизм характеризуется приданием особой значимости личному благочестию, религиозным переживаниям верующих, ощущению живого общения с божеством, а также ощущению постоянного нахождения под строгим и бдительным «божьим оком». Шпенер считал необходимым дополнить богословские диспуты ученых мужей изучением Библии в малых группах на дому, что затем станет одной из практик протестантизма. Каждый верующий должен стать миссионером. Требуется также реорганизация образования, личная жизнь становится частью предмета «Дисциплина». В 1692 году Шпенер (к тому времени пробст (старший пастор) в евангелических церквях Берлина) в книге «Упование лучших времен» сформулировал свою эсхатологию вразрез с ортодоксальным лютеранским вероучением: в эти «лучшие времена» после обращения евреев и гибели папства будут преодолены религиозные расколы и все верующие восславят бога едиными устами. В Университете Галле пиетизм расцвел буйным цветом – практическое изучение Библии, поставленное на службу назиданию, стало главным в богословской работе. При этом упростился сам метод истолкования. Теологи Галле отошли от прежнего представления о единственности вербального значения в писании, и исходили из двойственного или тройственного значения – буквального, духовного и мистического (Рамбах). В 1691 в Галле обосновался выгнанный из Университета Лейпцига за ересь профессор Август Герман Франке, который посвящает свою деятельность формированию благотворительных учреждений и способов влияния пиетизма на мир, большую роль отводя образованию, в т.ч. начальному. Франке стал инициатором организации приюта для проституток и общественной больницы. В тот же период Франке связывается с католическим движением последователей Молиноса (квиетистов). Католическое движение «Мистический Союз» видоизменяет и, с помощью Франке, развивает пиетизм Шпенера. Стремление католических орденов к миссии во вне акцептируется Франке. Франке утверждает, что возможно мистическое единение с богом без каких-либо средств (книг, богослужений), что доктринальное учение вышло из употребления – самое главное личная набожность, а таинства вообще не нужны. В практическом смысле это приближало лютеранство к деизму в той же степени, что и светский характер повседневной жизни английского общества к концу XVII века приближал к нему англиканство.

Крупнейшим событием в истории кальвинизма (реформатства) в описываемую эпоху стала отмена Людовиком XIV Нантского эдикта в 1685 и массовой эмиграции гугенотов из Франции, происходившей на протяжении всех 1680-х годов, поскольку гонения католического общества и королевской власти на гугенотов начались ранее 1685 года (фактические еще с 1661 года). Нантский эдикт был продиктован королевскими соображениями и не стал инициативой по примирению, идущей снизу – от обеих религиозных партий. В начале 1680-х не только "железобетонный» Боссюэ и иезуитский историк Луи Мембург, но и янсенист Пьер Николь, требуют его отмены. По оценке самого Людовика XIV, Францию покинуло от 800 до 900 тысяч человек (5% населения), хотя часть этого числа могла приходиться на оставшихся во Франции и перешедших в католицизм (не менее 400 тысяч). Другие оценки говорят о 200 тысячах (из 25% всей численности гугенотов к 1680 году). Современники и авторы XVIII-XIX века были уверены, что эта миграция нанесла экономике Франции огромный ущерб (первым эту теорию пустил в оборот маршал де Вобан), но затем это общее убеждение было подвергнуто ревизии, хотя здесь очевиден масштаб потерь иного рода – интеллектуальных (в эпоху, когда в Европе происходили массовые миграции специалистов, бегство гугенотов из Франции считается самой крупной «утечкой мозгов»). Из Франции уехало немало философов и деятелей науки, которые мало того, что принесли пользу приютившим их странам (Англии, Нидерландам, северогерманским княжествам, Дании, Швеции, Швейцарии и России), но еще и настроили европейское общественное мнение против инициаторов отмены эдикта – особенно это заметно на примере англо-французских отношений: они относительно дружественны в столетие, предшествовавшее 1685 году (всего две эпизодические войны), зато следующее столетие (1686-1785) справедливо именуется «второй столетней войной – Франция Англия воевали 6 раз, и это были самые кровопролитные войны в новой истории Европы: Деволюционная, за Испанское наследство, Семилетняя и др.) Именно отмена Нантского эдикта Эдиктом Фонтенбло привела к формированию европейской антифранцузской коалиции в 1688 году, в то время как реакция католических столиц была сдержанной: в Вене все еще были недовольны французским отказом в помощи против турок 1683 году, и хотя папа Римский официально поздравил Людовика, между Римом и Францией сохранялись напряженное отношения на фоне усиления гааликанских тенденций во внутренней политике Людовика XIV.

Среди французских эмигрантов-гугенотов – десятки известных имен. Когда Людовик XIV в 1681 закрыл ненавистную ему кальвинистскую Седанскую академию вопреки торжественному обязательству, данному на этот счет герцогу Бульонскому при уступке герцогства Франции в 1678, кальвинистский философ и богослов Пьер Бейль (1647-1706) был приглашен на кафедру философии в Роттердам. Бейль (вместе с Томасом Гоббсом и Джоном Локком) может быть отнесен к философам-деистам, хотя всех трех относят к другим течениям философской мысли: Гоббс – материалист, Локк – эмпирик, Бейль – скептик).

Идеи деизма связаны с концепцией естественной религии, сформулированной Жаном Боденом в произведении «Беседа семерых о сокровенных тайнах возвышенных вещей» в 1593 году. Первым манифестом деизма считается сочинение «Трактат об истине…» Э. Герберта Чербери (1624), хотя в ней, как и в работе Бодена, сам термин «деизм» не используется. Слово «деизм» было популяризировано противниками этого направления мысли, прежде всего, богословом Эдуардом Стиллингфлитом в «Письме к деисту» (1677), и стало использоваться как оскорбительный ярлык. Хотя никогда не существовало т.н. «ортодоксального» деизма, все деисты сходятся на отказе от религий, основанных на книгах, где содержатся откровения божеств (Библия, Коран и др.), на отказе от религиозных догм и соответствующей демагогии (которая, чем дальше, тем все больше заполняла религиозную апологетическую литературу) и на скептическом отношении к сообщениям о чудесах, пророчествах и религиозных таинствах. В них нет необходимости, поскольку рассудок (разум) предоставляет всю необходимую информацию о божестве, а также служит средством для разоблачения того, что деисты считали бессмыслицей. Разумный анализ религии, который кажется бессмысленным (без каких-либо иных авторитетов, веры в первую очередь) современным постмодернистским богословам, стал мейнстримом всей эпохи 1690-х годов. Идеи деизма разделяют и пропагандируют Исаак Ньютон, Чарльз Блаунт, Джон Толанд, член парламента и будущий автор «Характеристики людей, манер, мнений и времен» Энтони Эшли Купер, 3-й граф Шефтсбери, еще совсем молодой Генри Сент-Джон, будущий виконт Болингброк (послуживший для Свифта прототипом Гулливера), сам Джонатан Свифт, печатавший почти все свои сочинения анонимно, Мэтью Тиндал – английский католик, вернувшийся в 1688 в англиканство.

Деисты приходят к порой парадоксальным (с т.з. традиционно мыслящих современников), но вполне логичным (если брать «бытие», определяющее «сознание») выводам. В 1693 году Чарльз Блаунт анонимно издал «Оракулы разума» (часть эссе сборника написана публицистом Чарльзом Гилдоном), в котором выражались сомнения относительно Книги Бытия, отрицались возможность откровения, чудеса, и выражена мысль о существовании иных обитаемых планет. Выход в свет «Эссе о человеческом понимании» Джона Локка (1690) знаменует собой важный поворотный момент и новую фазу в истории английского деизма. Эпистемология (гносеология) Герберта Чербери была основана на идее «общих представлений», по сути, на врожденных идеях (наследие Платона). Знаменитая атака Локка на врожденные идеи в «Эссе» фактически разрушила эту основу. После Локка деисты больше не могли апеллировать к врожденным идеям. Вместо этого они вынуждены обратиться к аргументам, основанным на опыте и природе. Под влиянием Ньютона возник «аргумент замысла», как главный аргумент в пользу существования бога. При этом божество Локка – конституционный монарх, который не в силах отменить изданные им же законы. Этим полностью снимается вопрос о «чудесах» и прочих неразумных аргументах (деисты не могли считать проповедника, который запросто парирует вопросы о чудесах: «знать – не знаю, ведать – не ведаю» и «а нам знать необязательно», образом божьим). Для Болингброка христианство и церковь – просто средства, используемые государством для сдерживания человеческих инстинктов. Только постольку, поскольку христианство может быть согласовано с принципами разума, оно содержит истину. С другой стороны, вера в церковь – не что иное, как человеческий труд, который поддерживается только из соображений государственного благосостояния и обманчиво передается суеверным людям как божественная заповедь хорошо оплачиваемыми пасторами. В «Сказке бочки» Свифт высмеивал теологические споры, и в этом, как ни странно, причина его неизменных выступлений против религиозной свободы в Англии, – он считал, что религиозный разброд подрывает общественную мораль и человеческое братство. Никакие богословские разногласия, по мнению Свифта, не являются серьезной причиной для церковных расколов, и тем более – для конфликтов (типичная позиция деиста, для которого религия как таковая не является высшей ценностью). Пьер Бейль в своем «Историческом и критическом словаре» (1697) едва ли не предшествует «Энциклопедии» Дидро и д’Аламбера, – это преувеличение, но можно утверждать, что авторов интересовали схожие проблемы. Он требует от божества разумности и отнимает у любой «истинной веры» монополию на мораль: можно быть приличным человеком, будучи приверженцем любой религии и даже атеистом (атеист, к тому же благороден бескорыстно, а верующие зарабатывают «царство небесное», – надо заметить, что основатели христианства не считали такую стратегию зазорной, но после XVII века (квиетизма и пиетизма) говорить об этом открыто стало неприлично). Бейль – принципиальный сторонник религиозной терпимости, что вполне естественно, коль мы не считаем ни одну религию истинной, наоборот – приверженность какой-либо религии означает нетерпимость ко всем остальным (Бейль как будто боится, видя его впереди, сделать этот – последний вывод из своей философии). Заметен общий испуг деистов перед необходимостью стать атеистами по логике своих рассуждений. Для второй половины XVII века вообще характерны многочисленные «опровержения атеизма» (например, «Опровержение атеизма в исторических и биологических науках» Готтлиба Спицелия (1663)).


Костры инквизиции мало-помалу рассеивали тьму средневековья. Спасибо: 0 
ПрофильЦитата Ответить
постоянный участник




Пост N: 12327
Зарегистрирован: 30.01.07
Откуда: Россия, СПб
Рейтинг: 6
ссылка на сообщение  Отправлено: 03.10.20 19:56. Заголовок: Помимо собственно ат..


Помимо собственно атеистов, известия о которых в XVI-XVII веках мелькают в связи с репрессиями в отношении них, атеистами обзывали друг друга конкурирующие школы богословия, и в случае деистов, у их конкурентов, казалось, есть основания для таких определений. А деисты, в свою очередь, не вели «двойной бухгалтерии» современного богословия, которое, в попытках защитить веру от разума, готово на любые фокусы, и не считали, что потеря самых существенных «щитов» современной веры – суеверий, таинств, литургии – смертельна для веры. В 1696 году вспыхнул спор между епископом Вустерским Церкви Англии Эдуардом Стиллингфлитом и Джоном Локком. Епископ опубликовал «Трактат в защиту учения о Троице», в котором обрушился на унитариев, социниан и деистов, отрицающих троичность христианского божества (под маской антитринитариев легче было выступать тем, кто вообще отрицал христианство, поскольку это позволяло более-менее богословски выйти за пределы религиозной системы вообще). Главной мишенью Стиллингфлита стал рационализм. Пришлось Джону Локку в специальных письмах (1697-1698) подтверждать свою веру в воплощение, воскресение и вознесение Иисуса Христа, хотя, строго говоря, деизм вполне мог обойтись без подобных представлений, защищать рациональный взгляд на мир. Спор тянулся до смерти Стиллингфлита в 1699 году.

Не следует забывать, что во все века ортодоксальных религий «осевого времени» богословы были узкой профессиональной группой, варившейся в своем соку, а подавляющая масса верующих (включая поэтов и королей) нередко даже не подозревала о содержании их споров и не разбиралась в тонкостях латиноязычной схоластики. Католическая церковь, однако, следила за этим содержанием, и почти каждый средневековый схоласт рисковал пройти через унизительную процедуру публичного отказа от своих взглядов (или от части их). Однако, во все времена (как и в наше время) количество людей, в жизни которых религия играла важную роль, едва ли превышало 10%, остальные оказывались лишь конформистами, количество же открытых «безбожников» зависело от степени опасности декларации своих взглядов. Атеизм был частным делом отдельных людей, тем более, что научные данные, которыми оперировало Средневековье, еще не вступали в серьезное противоречие с содержанием верований. Но в XVII веке ситуация меняется, и деисты, опираясь на новейшие научные знания и подходы, отвергают большую часть «традиционных» верований, а система образования доносит их мнения до значительной части населения. Образование становится обязательным для джентльмена, государственного человека, военного деятеля.

Может показаться, что деизм стал преимущественно британским интеллектуальным явлением, и здесь обнаружилось известное нам разделение европейской философии на континентальную и аналитическую (англосаксонскую). Это не совсем так. Между континентальной и аналитической философиями оказался, к примеру, нидерландский механик, физик, математик, астроном и изобретатель карманных часов Христиан Гюйгенс ван Зейлихем (1629-1695), с 1665 по приглашению Кольбера, поселившийся в Париже и ставший первым президентом Парижской академии наук. В молодости Гюйгенс увлекался системой Декарта, но позднее стал относиться к ней критически. Ни механика, ни оптика Гюйгенса не похожи на декартовские. В философии науки Гюйгенс был ближе к позиции Галилея и Ньютона, чем Декарта, – он не выдумывал спекулятивные «первопричины», для Гюйгенса объяснить явление природы значило найти на опытах и выразить математически законы, которым оно подчиняется. Таким образом, аналитическая философия вырастала из наук и в свою очередь обеспечивала их философским инструментарием. Мнение о том, что науки обязаны своим возникновением и существованием религии, не просто ошибочно, оно не учитывает, что разные религии (конфессии) неодинаковы по степени своего негативного влияния на развитие науки, и здесь в наименьшей степени «вредило» англиканство.


Костры инквизиции мало-помалу рассеивали тьму средневековья. Спасибо: 0 
ПрофильЦитата Ответить
постоянный участник




Пост N: 12328
Зарегистрирован: 30.01.07
Откуда: Россия, СПб
Рейтинг: 6
ссылка на сообщение  Отправлено: 04.10.20 13:54. Заголовок: С 1660 года в Лондон..


С 1660 года в Лондоне существует Королевское общество по развитию знаний о природе, чей девиз – «Nullius in verba» (с лат. «Ничего со слов») – означает, что доказательством должны служить эксперименты, расчёты, но никак не слова авторитетов. Это выражение было избрано в знак того, что Общество будет полагаться только на научные свидетельства, в отличие от средневековой схоластической философии, для которой непререкаемыми авторитетами были Аристотель и отцы церкви.

А тем временем сын славянина-лужичанина (также весьма ученого человека) и немки, советник герцога Эрнста-Августа Брауншвейг-Люнебургского, курфюрста Ганноверского, историк, библиотекарь и дипломат Готфрид Вильгельм Лейбниц, живущий в Мюнстере, совершенствует математические методы счисления, интересуется китайской Книгой перемен, которая наведет его на мысль о двоичном коде (Лейбница вполне можно считать первым программистом), открывает (задолго до Ломоносова) кинетическую энергию, которую назвал «живой силой», спорит с Ньютоном по поводу теории всемирного тяготения (тяжесть земных тел и тяготение небесных он объяснял с помощью движения среды, в частности эфирной, следуя в этом отношении за концепцией вихрей Декарта), интересуется происхождением российской царской фамилии (утверждая, что Романовы и Рюриковичи – разные ветви одной династии), отрицает «библейскую» теорию языкознания, согласно которой все языки мира восходят к древнееврейскому (отрицание секулярной культуры, в конечном счете, потребует пересмотра данных многих наук), в области психологии развивает доктрину о бессознательном и тут же описывает найденный в каменоломнях скелет мамонта (Лейбниц в неопубликованной при жизни работе «Протогея» (изд. 1749) выдвинул гипотезу об эволюции живых существ, единстве всего животного мира и его происхождения от неживой материи, правда, эволюцию развертывал в виде потенциала уже изначально существующих в каждом организме зародышей). Одним словом, Лейбниц был ученым-энциклопедистом, и не только потому, что сумма научных знаний в те времена была не такой уж чрезмерной. В последние годы XVII века он читает «Исторический и критический словарь» Бейля и не может согласиться с утверждением последнего о том, что не существует разумного рационального решения проблемы, почему бог допускает зло. Лейбниц был слишком гармонической личностью, слишком сангвиником и оптимистом, чтобы не создать (по своему личному образу и подобию) совершенного и доброго бога, который создал наилучший из миров (нетрудно представить, какие божества получаются за авторством холериков, флегматиков и меланхоликов). Но этот философский труд – «Опыты теодицеи о благости Божией, свободе человека и начале зла», повторяющий в целом рассуждения 1686 года в переписке с французским математиком и богословом Антуаном Арно – еще впереди, а пока Лейбниц оплакивает смерть в 1698 году своего покровителя – курфюрста Ганноверского, чей наследник Георг-Людвиг (будущий король Великобритании), считавшийся современниками невежественным, глупым и изменяющим жене (как, впрочем, и она ему), отнесся к нему пренебрежительно. В 1700 году, действуя через курфюрстину Бранденбурга Софью Шарлотту Ганноверскую, также несчастливую в браке, Лейбниц основал Бранденбургское общество наук и сделался его президентом. В 1697 году Лейбниц встречался с Петром I, и хотя затем, в 1701 он приветствовал победы Карла XII, к 1711 они с царем Петром снова будут добрыми друзьями (сангвинический темперамент очень пригодился Лейбницу на дипломатическом поприще). Лейбниц строго придерживался философского объективизма, брал за принцип непротиворечивость всякого возможного или мыслимого бытия, логический примат возможного перед действительным (существующим), возможность бесчисленного множества непротиворечивых «миров» и оптимальность существующего мира. Это очень помогало в оценке трудов других ученых и философов: даже не соглашаясь с оппонентом, Лейбниц всегда находил в его работе что-либо полезное.


Костры инквизиции мало-помалу рассеивали тьму средневековья. Спасибо: 0 
ПрофильЦитата Ответить
постоянный участник




Пост N: 12329
Зарегистрирован: 30.01.07
Откуда: Россия, СПб
Рейтинг: 6
ссылка на сообщение  Отправлено: 04.10.20 14:47. Заголовок: Будучи фундаменталис..


Будучи фундаменталистом в философии (философский фундаментализм – не путать с религиозным! – эпистемологическая (гносеологическая) позиция, согласно которой существуют некоторые последние, далее неразложимые основания достоверного знания: «данные чувств», «протокольные предложения», «ясные и отчетливые идеи», «суждения интуиции» и т.п.), Лейбниц унаследовал данный подход от Декарта. В середине – второй половине XVII века влияние Декарта на философскую мысль Европы было велико (поэтому в наше время все желающие второй раз зайти в речку средневековой схоластики так недолюбливают именно Декарта), и картезианцами себя считали не только рядовые последователи, но и такие отдельные величины, как Гендрик Леруа, Арнольд Гейлинкс, Спиноза, Арно, Локк, Лейбниц и весьма своеобразный мыслитель – Николя Мальбранш. Хотя Людовик XIV специальным указом запретил преподавание картезианства во всех учебных заведениях Франции, Мальбранш игнорирует запрет и на протяжении 40 лет (1673-1712) пишет и переписывает свое главное сочинение «Разыскание истины». В точке отправления своей философии Мальбранш оригинально варьирует «методу» Декарта. Человек, чтобы пользоваться присущей ему разумной свободой, должен признавать и принимать (теоретически и практически) только то, за что внутренне ручается голос его разума и совести. Отсюда два основных правила, из которых одно относится к наукам, а другое к нравственности: во-первых, вполне соглашаться должно лишь с положениями настолько очевидными, что отвергнуть их нельзя без внутреннего, болезненного ощущения и тайных упреков разума, и, во-вторых, никогда не должно любить безусловно то благо, которое можно не любить без укоров совести. Соблюдение этих правил ведет к познанию истины и к обладанию подлинным благом, а отступление от них выражается в различных заблуждениях, скрывающих от нас истину и благо. Мальбранш настойчиво повторяет мысль, что чувства даны нам не для познания предметов, а только для сохранения нашей телесной жизни. Остается, следовательно, признать, что идеи (информация о мире в нашем сознании) даны от бога, как содержащего бесконечную полноту всякого бытия, и что мы познаем их, поскольку познаем бога, и все, что мы видим, есть вещи в боге. Бога же мы познавать можем потому, что все творения и мы сами суть лишь несовершенные доли божественного существа. Это уже практически пантеизм (с претензией на солипсизм), к которому тяготеет всякий довольный жизнью верующий. Христианство все-таки никогда не могло себе этого позволить, и поэтому на Мальбранша ожесточенно накинулись теолог-янсенист Антуан Арно (1612-1694) и умерший двумя годами позже Арно Симон Фуше – автор попытки возродить идеи академического скептицизма в стиле Платона (при этом Фуше упрекал Мальбранша в «чистом пирронизме»). Вопреки ожиданиям, Мальбранш не основал школы последователей.

Костры инквизиции мало-помалу рассеивали тьму средневековья. Спасибо: 0 
ПрофильЦитата Ответить
постоянный участник




Пост N: 12330
Зарегистрирован: 30.01.07
Откуда: Россия, СПб
Рейтинг: 6
ссылка на сообщение  Отправлено: 04.10.20 16:35. Заголовок: Настоящий пантеизм в..


Настоящий пантеизм в Европе расцветает в связи с философской деятельностью Баруха де Спинозы, большая часть трактатов которого увидели свет (как нередко случалось в ту эпоху) после его смерти в 1677 году. Пантеизм, разумеется, появился не в XVII веке (достаточно вспомнить французского теолога Амальрика из Бена (ум. 1204), Мейстера Экхарта, Николая Кузанского и Джордано Бруно – у всех них пантеизм служил основой философского монизма, отрицающего деление на дух и материю), но именно Спиноза систематизировал пантеизм, превратил его в систему воззрений. Спиноза утверждал, что бог существует, он абстрактен и безличен. При этом мир неотличим и неотделим от божества. Поэтому можно именовать его природой. Тем самым Спиноза прямо бросает вызов концепции трансцендентного бога, который активно реагирует на события во вселенной. Все, что произошло и произойдет, является частью длинной причинно-следственной цепи, которую на метафизическом уровне люди не могут изменить. Никакие молитвы или ритуалы не поколеблют бога. Только знание бога (т.е. природы) дает лучший ответ окружающему миру. Мало того, что невозможно существование двух бесконечных субстанций (две бесконечности – абсурд), но на бога, как на высшую субстанцию, не может повлиять ничто другое, иначе на него повлияло бы что-то еще, и он не был бы фундаментальной, всепроникающей субстанцией. Такое божество устраивает философов-сангвиников (счастье, согласно Спинозе, просто – это познание и радость от познания мира), но никак не подходит создателям религий. Не для того они ярились в борьбе против мира-против-бога (чтобы бороться, нужен враг, чем сильнее и непобедимее, тем лучше), чтобы согласиться на растворение своего божества в мире. Отсюда концепция чуда (против которого восстали все рационалисты, деисты и пантеисты столетия) – заговор божества и верного ему человека против тривиального мира, где дважды два равно четырем, а вода не превращается в вино. Верующий совсем не думает о том, что эти же законы (которые нарушает чудо), издал его же бог – не до того ему! Он – во враждебной среде, в страданиях и муках, сам готовый мучить иное, любой ценой – подобная эстетическая окраска неотделима от любой религии на протяжении всей ее истории. В Англии спиноизм (так иногда именовали философию Спинозы) развивает Джозеф Рафсон, который в трактате De Spatio Reali seu Ente Infinito (1697) отличает пантеистов-атеистов от «истинных» пантеистов, которые верят в «некую универсальную субстанцию, как материальную, так и разумную, которая вылепляет все сущее из его собственной сущности». Рафсон считал, что Вселенная неизмерима с точки зрения способности человека понимать, и считал, что люди никогда не смогут ее понять, но при этом ссылался на пантеизм древних египтян, персов, сирийцев, ассирийцев, греков, индийцев и еврейских каббалистов. Дополнительная трудность агностицизма: как можно утверждать неспособность познания, если даже знаешь, что именно непознаваемо? Как бы то ни было, именно Рафсон в 1702 году первым употребит термин «пантеизм».


Костры инквизиции мало-помалу рассеивали тьму средневековья. Спасибо: 0 
ПрофильЦитата Ответить
постоянный участник




Пост N: 12331
Зарегистрирован: 30.01.07
Откуда: Россия, СПб
Рейтинг: 6
ссылка на сообщение  Отправлено: 04.10.20 18:37. Заголовок: Дополнение к ПО ЕВРО..


Дополнение к ПО ЕВРОПЕ 1690-х:

Войну вели профессиональные армии, которые воевали за деньги, и чьи солдаты вовсе не горели желанием погибнуть, так и не получив жалования. Тем более не горели таким желанием офицеры и генералы. В 1697 году Даниэль Дефо пишет: «Теперь нередко армии в 50 тысяч человек проводят всю кампанию, уклоняясь – или, мягко выражаясь – наблюдая друг за другом, а затем маршируют на зимние квартиры». Тем не менее, за 9 лет войны Аугсбургской лиги погибло до 700 тысяч солдат.

Костры инквизиции мало-помалу рассеивали тьму средневековья. Спасибо: 0 
ПрофильЦитата Ответить
постоянный участник




Пост N: 12336
Зарегистрирован: 30.01.07
Откуда: Россия, СПб
Рейтинг: 6
ссылка на сообщение  Отправлено: 07.10.20 07:11. Заголовок: Но то были материи а..


Но то были материи абстрактной философии, интересующие по-прежнему 1% населения Европы, а у простых людей шла простая повседневная жизнь. Принцип религиозной терпимости все более укоренялся в общественно-политической жизни. В 1684 году король Дании Кристиан V разрешил деятельность реформатских общин. Свобода по-разному трактовалась либералами и консерваторами (употребляем эти термины в более широком, чем просто политическое, значении): для последних она была гарантией от посягательств либерального государства. Религия как основа подобной свободы у консерваторов переживает любопытную трансформацию. В 1693 году в среде эльзасских и швейцарских анабаптистов произошел раскол и под водительством Якоба Аммана (Ами) выделилась группа, выступавшая за строгое избегание отошедших от общины и социальной изоляции отлученных членов. По имени лидера они получили название – амиши. Поскольку Амман был профессиональным портным, он ввел среди своих последователей единую форму одежды. Особый акцент также делался на принятом в эльзасских баптистских общинах обряде омовения ног, символизирующем смирение. Во французском Эльзасе (в местечке Пти-Льевр), куда Амману удалось уговорить переехать 60 анабаптистских семей из кантона Берн, они, благодаря своей предприимчивости, всего через несколько лет стали владельцами четверти всех местных земель. Французские католические власти с тревогой смотрели на это нашествие протестантов. Официальные церкви во всех европейских странах, наоборот, пользовались всеми привилегиями, даруемыми статусом. Проповеди сводились к долгим увещеваниям, наполненным банальными нравоучениями (в этом католики вполне сходились с англиканами и прочими протестантами). Высший клир вел роскошный образ жизни, рядовое духовенство по-прежнему зависело от местных властей и землевладельцев. Если в среде духовенства уменьшилось количество тайных сатанистов, то лишь по причине нарастающего скептицизма в отношении «мира злых и добрых духов» в целом, составляющего предмет верований. Зато процветали пьянство и азартные игры. С другой стороны, многие ученые по-прежнему стремились получить духовный сан и бенефиций – это освобождало от забот о зарабатывании на жизнь, позволяло посвятить досуг науке. Явной оппозицией официальной религии становится английское движение квакеров («друзей в истине»), на которое повлияли труды немецкого мистика из Силезии Якоба Беме (1575-1624). Для квакеров характерен средневековый анархизм, веротерпимость и пацифизм (в конце XVII века квакеры У.Пенн и Дж.Беллерс создали проекты международного мира и объединения стран Европы), а Уильям Пенн – знаковая фигура американской истории – в созданной им в 1681 году колонии Пенсильвания (буквально «Лесистая страна Пенна») провозгласил полную религиозную свободу в рамках монотеизма (членом местных органов управления также изначально мог стать любой христианин). В 1683 году в Пенсильванию переселилась первая группа меннонитов (которых не следует путать с амишами) и основала Германтаун. Другая религиозная группа – вальденсы – приходили в себя после погрома пьемонтскими властями в 1655 году, который нашел отклик в публицистической поэзии Мильтона. Но в 1685-1686 годах произошел новый погром: французские и пьемонтские войска убили около 3 тысяч вальденсов, взяли в плен 10 тысяч и распределили 3 тысяч детей по католическим местностям. Оставшиеся вальденсы бежали в протестантские кантоны Швейцарии. В августе 1688 группа вальденсов под руководством Анри Арно и Джошуа Джанавела попыталась вернуться на родину, но в итоге они были вынуждены бежать в Германию. Лишь после вступления Савойи в войну против Франции в июне 1690 вальденсы смогли вернуться в свои земли.

Дипломатия в поствестфальскую эпоху, на первый взгляд (разделяемый многими критиками тезиса об особой роли 1648 года в истории международного права), не так уж изменилась. По прежнему существовала система европейских государств – своего рода res publica Christiana. Этот термин – «христианская республика» – впервые употребил Августин Аврелий в «Граде Божьем», а затем (с VI по XI век) папская канцелярия использовала термин res publica Christiana в основном для обозначения христианской империи: сначала Ромейской (Византийской) империи на востоке, затем с 800 года – Каролингской и Священной Римской империи на западе. Восстановление империи на западе привело к тому, что папы стали использовать этот термин в письмах с увещеваниями к франкским королям, которые не обязательно носили титул императора. К XI веку этот термин применяется в различных политических контекстах для обозначения совокупности христианских государств как сообщества под руководством папы Римского. Единство христианского сообщества стало центральной предпосылкой средневековой европейской политической мысли. Средневековая католическая Европа думала о себе как о едином обществе, res publica Christiana, и хотя эта res publica никогда не был реализован как единое государство, она существовала политически как единый символический смысл, разделяемый странами региона и разработанный международным сообществом юристов. Термин был тесно связан со средневековой концепцией, согласно которой человеческое общество было универсальной монархией, управляемой папой или императором как «владыкой мира» (dominus mundi). После татаро-монгольских нашествий данный термин, по не вполне понятным причинам, перестал употребляться, но в самом конце XV века римские папы снова берут его на вооружение. На фоне угрозы османских завоеваний термин res publica Christiana стал обозначать христианскую Европу как политическое сообщество с общими светскими интересами. Так, по мнению юриста-гуманиста XVI века Андреа Альсиато, в отношении христиан Европы и нехристиан Азии и Африке, которые не были гражданами res publica, следует применять различные нормы международного права. Распри между различными европейскими державами воспринимались как междоусобные гражданские войны внутри христианского содружества, отвлекающие христиан от угроз res publica в целом (т.о. концепция хантингтоновских цивилизаций стара и неоригинальна – ей пять веков). Эразм Роттердамский и Юст Липсий, однако, принижают значение папы Римского в этой системе. Реформация существенно изменила само понятие res publica Christiana, поскольку для протестантов (в самом радикальном варианте их верований), папа Римский – существо сатанинское, и не может быть главой христианского мира. Появляется новая концепция: «чья власть, того и вера», окончательно закрепленная в 1648 году: Вестфальский мир отвергает любую наднациональную религиозную власть. Последняя ссылка на res publica Christiana в государственном документе встречается в тексте Утрехтского мирного договора (1713) – это также первый договор, содержащий ссылку на баланс сил. Теория res publica Christiana при этом развивается и совершенствуется, не смотря на распад религиозно-политического единства Европы, продолжает оставаться влиятельной альтернативной моделью международных отношений на протяжении всего XVII века. Главный министр Генриха IV герцог де Сюлли в самом начале столетия формулирует идею в виде предложений для федерального совета христианских государств для разрешения конфликтов в Европе, а его преемник кардинал Ришелье – под маркой «христианского мира». Еще в 1715 году Лейбниц апеллировал к концепции res publica Christiana под руководством папы и императора, как к федеративной модели европейского политического единства, имея перед глазами пример постВестфальской Священной Римской империи.

Реальность европейской дипломатии конце XVII века более прозаическая. Династические соображения, которые и ранее играли огромную роль в этом концерте мужчин и женщин, свекров, племянников и прочих кузенов, передающих власть биологическим путем (когда дипломатические документы вынуждены описывать все подробности их интимной жизни, в т.ч. рождение бастардов и иных претендентов), после 1648 года становятся едва ли не основными факторами внешней политики, и на протяжении следующего периода, занявшего до 150 лет, происходит серия однотипных войн «за наследства»: пфальцкое, испанское, французское, польское, австрийское, баварское. Поскольку все или почти все короли и прочие монархи Европы были как минимум дальними родственниками друг другу, такие конфликты оказывались фатально неизбежны. К примеру, король Франции Людовик XIV в 1700 году приходился бывшим (до 1683) свояком королю Испании Карлу II, двоюродным дядей (по двоюродной сестре) королю Англии и Шотландии Вильгельму III, двоюродным братом (по той же линии родства) свергнутому предыдущим королю Англии и Шотландии Иакову II, внуком – по материнской линии – испанскому королю Филиппу III Габсбургу, следовательно, племянником Филиппу IV Габсбургу и двоюродным братом своему же шурину Карлу II, также – по бабушке с материнской стороны – правнуком эрцгерцогу Австрии в 1564-1590 Карлу II, принадлежавшему к Штирийской линии Габсбургов, а также – по бабушке с отцовской стороны Марии Медичи – правнуком Франческо Медичи (Великому герцогу Тосканскому в 1574-1587 годах). Мать Марии Медичи – Иоанна Австрийская в свою очередь была дочерью еще одного Габсбурга и Анны Ягеллонки, чьи родственные связи уводят нас в Центральную Европу XV-XVI веков. Прибавьте сюда еще отдаленную степень родства через тетю – Марию Кристину Бурбон (дочь любвеобильного и плодовитого Генриха IV) с Савойской династией. Как видно, борьба Бурбонов и Габсбургов, которая считается многими историками основной осью европейской политики XVI-XVII веков, ничуть не мешала двум династиям родниться, и очередной французский король в генетическом отношении был слишком близок к Габсбургам с их наследственными болезнями, превратившими Карла II в дебила. Родственные связи других монархов характеризуются аналогичной династической разветвленностью, и с каждым веком они переплетаются и усложняются. Очевидно, что любой европейский принц, при желании, мог претендовать на 5-6 тронов в случае, если они становились вакантными. Впрочем, европейское общественное мнение (если позволительно употребить такой термин в отношении XVII века) смотрело на династические войны как на забавы монархов и не вкладывало в свое отношение к ним даже толики священно-патриотической ненависти, свойственной войнам XIX-ХХ веков.

Другой тип войн, унаследованный от итальянских республик XIII-XV веков, – торговые войны, которые происходили между т.н. «раннебуржуазными» государствами. В 1652-1674 одна за другой случились три англо-голландские войны, и даже воцарение в Англии штатгальтера Голландии Вильгельма Оранского не примирило торгово-финансовые круги двух метрополий. Борьба за колонии продолжалась. Нидерландам, помимо островов пряностей в Ост-Индии, принадлежали Малакка, Малабар, Цейлон, Маврикий, Капский берег, ряд важных факторий на побережье Гвинейского залива и несколько островов в Карибском море. Английские мореплаватели на протяжении предыдущего столетия основывали колонии преимущественно в Северной Америке, где английские колонисты сталкивались с французскими, проникающими из Канады в бассейн Миссисипи, и где в 1690-х шла малая пограничная война с вовлечением индейских племен (Ирокезская лига на стороне Англии, алгонкины и вабанки – на стороне Франции). Также английскому флоту удалось завладеть несколькими ключевыми островами Карибского моря и даже частью его побережья. Началось проникновение английских колонизаторов в Индию: в 1640 году появилось первое английское поселение в Индии – Форт-Джордж, вокруг которого вырос Мадрас (совр. Ченнай), в 1672 основан Бомбей (совр. Мумбаи), а в 1690 году заложена Калькутта.

Единственная война конца XVII века, которую можно назвать религиозной, – война Священной лиги (Австрийские Габсбурги, Бавария, Венеция, Савойя, Мантуя, Мальтийский Орден, Рим, Польша и примкнувшая к ним Россия против Великого Османского Государства). Правительство Франции, проводящее в отношении Турции свою особую политику, со скепсисом смотрело на эту войну, и этот взгляд представлялся ее участникам предательством той самой res publica Christiana. Англия и Нидерланды также отстранились от войны с Турцией: английское правительство, начиная с 1580 года, получало от османского правительства все новые капитуляции (привилегии) для своей торговли, а симпатии голландцев к туркам имели давнюю историю (еще в 1604 году Мориц Оранский назвал в честь Турции деревню на западе Зеландии в знак благодарности османским морякам, оказывавшим помощь Нидерландам в ходе длительной войны за независимость от Испании). В 1612 между Республикой Соединенных провинций и Великим Османским Государством установлены полноценные дипломатические отношения, активно развивается торговля, и к концу XVII века в Измире процветает не менее 15 голландских торговых домов. Если бы не двусмысленная позиция «христианнейшего короля» Франции, у европейских католиков были бы основания обвинять именно протестантов в сближении с враждебным христианству исламом.

Война, которую вела Франция в 1688-1697 годах, была вызвана претензиями французского правительства на «пфальцкое наследство». В 1685 году умер пфальцский курфюрст Карл II из баварской династии Виттельсбахов. Его сестра Лизелотта была замужем за герцогом Орлеанским, братом французского короля Людовика XIV. Смерть курфюрста дала основание Франции претендовать на большую часть Курпфальца, хотя в своё время, при заключении брачного контракта, Лизелотта отказалась от притязаний на эти земли. Французское правительство постепенно проникало в германские земли, отрывая от этой рыхлой конфедерации новые и новые территории и присоединяя их к своему административно централизованному пространству. После 1648 года эта политика стала целенаправленной. Правда, юридические коллизии приводили к двойному подчинению рейнских приобретений Людовика XIV. Хотя Франция получила земли в постоянное владение, они продолжали платить империи налоги, подчинялись законам Священной Римской империи, и посылали своих представителей в рейхстаг на протяжении еще нескольких десятилетий. Учитывая наличие очень дорогостоящих армий, чьи солдаты вовсе не заинтересованы в гибели за работодателя, войны ведутся в небольших пограничных зонах, и добычей – в самом лучшем случае – становятся приграничные крепости и мелкие владения, на которые победивший монарх имеет хотя бы отдаленные династические права. Правда, во Франции со времен Генриха Наваррского иной раз вспоминают девиз его внешней политики: «я желаю править везде, где говорят на французском языке», но это не означало, что правительство централизованного государства будет проводить национальную политику. Народные массы по-прежнему воспринимались лишь как источник налогов для финансирования роскоши двора и дорогой армии (пришедшей на смену «дорогой церкви» предреформационного периода). Войны ни в коем случае не были войнами народов за национальные интересы рядового лавочника, и никто не пытался через несовершенные средства массовой информации той эпохи каким-либо образом возбуждать патриотическую ненависть к соседним народам, чтобы за счет соответствующей мотивации сэкономить на армии (никаких «не забудем! не простим!» – ставших лейтмотивом европейской политики между 1871 и 1945). Возможно, меркантилисты XVII века оценили бы «экономность» патриотической пропаганды, но именно в ту эпоху никто до этого не додумался. Войны проигрывали легко и тут же заключали династические браки с победителем. А исступленная верность одному-единственному союзнику под страхом клейма предательства просто рассмешила бы дипломата XVII-XVIII веков (например, Петр I на фоне длительной и кровопролитной войны со Швецией, тем не менее, задумывался о том, чтобы потерю Ингрии, Карелии и Ливонии компенсировать своему врагу Карлу XII за счет помощи в завоевании Норвегии, принадлежащей союзнику России – Дании, и отвоевании потерянных шведских владений в Северной Германии). Вчерашние враги легко становились союзниками и наоборот. К сожалению, многие современные историки оценивают дипломатию «галантного века», исходя из представлений о «предательстве» и «национальных интересах» совсем иной эпохи, поэтому им приходится долго и неубедительно разъяснять читателю, что «на самом деле» думал и желал дипломат или его монарх.

Если взглянуть на историческую карту Европы, обнаружим, что с XI века ни одна сколько-нибудь значимая страна не исчезла с карты, а этнические процессы шли своим, независимым от дипломатии и династических комбинаций путем.


Костры инквизиции мало-помалу рассеивали тьму средневековья. Спасибо: 0 
ПрофильЦитата Ответить
постоянный участник




Пост N: 12343
Зарегистрирован: 30.01.07
Откуда: Россия, СПб
Рейтинг: 6
ссылка на сообщение  Отправлено: 08.10.20 21:09. Заголовок: Также ни одно правит..


Также ни одно правительство не принимало специальных программ развития демографии, повышения рождаемости и т.д. В целом население Европы (до Урала) увеличилось в XVII веке со 109 до 133 млн. человек – на 22% (средний ежегодный рост на 4 промилле; для сравнения в Европе за последние 20 лет средний ежегодный рост населения составлял 2 промилле), и в целом XVII век считается веком демографического застоя. При этом население Франции (в современных границах) за столетие выросло на 27%, Великобритании – на 24%, Италии – на 12%, Германии – на 8%, а население Российского Государства (в границах времен Бориса Годунова) возросло на 45%. Современники, однако, были уверены, что живут на самом дне демографической ямы. В 1661 году итальянский астроном и теолог, иезуит Джованни Баттиста Риччоли оценил численность населения мира в 900 млн. человек (в т.ч. в Европе – 100 млн.), а в 1696 английский статистик Грегори Кинг насчитал в мире только 600 млн. человек (в Европе также 100 млн.) Локк, подобно позднейшему Монтескье, считал, что население Ближнего Востока уменьшилось во много раз по сравнению с временами древности. Средняя продолжительность жизни, детская смертность и эпидемическая ситуация по-прежнему оставляют желать лучшего (из 11 детей Петра I в 7 умерли в младенчестве, из 6 законных детей Людовика XIV – 4), но уже происходят определенные сдвиги. Появляются эффективные лекарства, улучшается питание, на фоне всеобщего пьянства и обжорства начинается пропаганда умеренного образа жизни. Средний возраст умерших в 1700 году известных европейских художников – 66 лет.

Если к концу XVII века национальная политика, связанная с замещением понятия «королевский суверенитет» понятием «народный суверенитет», еще не осознана, то теории заговоров, известные из более поздних эпох, множатся и переживают расцвет. Реформация и борьба за совесть среднего европейца коренным образом изменили характер придворных интриг и околовластных комплотов. Не будет преувеличением сказать, что в XV веке, даже в условиях «великой схизмы» папства, средний европеец гораздо меньше интересовался религией, и она играла в его жизни гораздо меньшую роль, чем в XVI. Борьба за реформацию и между отдельными протестантскими направлениями, вовлекавшая королей и принцев, нередко родственников, существенно изменила обычные династические свары, окрасила их в апокалипсические цвета борьбы «истинной веры» против ересей. Наиболее интенсивная религиозная борьба происходит в Англии и Франции. Во Франции полыхают гугенотские войны и их отголоски в XVII веке – последние восстания гугенотов в 1621-1622, 1626-1629 и драгонады (репрессии в отношении протестантского населения Франции путем принудительной повинности размещать в своих домах на постой солдат-католиков) в 1681-1685 гг. В Англии происходит цепь переворотов и заговоров в эпоху утверждения англиканства (от бессистемных реформ Генриха VIII до реставрации католицизма при Марии Тюдор, возврата к англиканству при Елизавете I, «порохового заговора» 1605 года, революции 1640-х и антикатолической «Славной революции» 1688). Каждый из переворотов и заговоров оборачивался кадровыми революциями, бегством проигравших борьбу за власть и новыми заговорами. В условиях общей нестабильности католики и протестанты подозревают своих правителей и их приближенных в неискренности и причастности к, соответственно, папистским и антикатолическим заговорам. Надо заметить, что сами монархи давали пищу таким подозрениям: истинные верования Генриха VIII до сих пор остаются дискуссионным вопросом в английской исторической науке, Генрих Наваррский не только проявил откровенный цинизм, заявив «Париж стоит мессы», но и вообще забыл, кто он – католик или гугенот, радикальные республиканцы после реставрации монархии в Англии в 1660 подозревали обоих Стюартов в тайном католицизме (Карл II принял католицизм перед смертью, а Иаков II, еще будучи наследником, в 1671 году также полуофициально перешел в католицизм). Вступив на престол в 1685 году, Иаков II официально провозгласил себя католиком, заблокировал действие всех принятых ранее антикатолических парламентских актов о присяге, которые препятствовали католикам занимать какие-либо должности, и оказался поборником религиозной свободы (во всяком случае, в отношении католиков), что теоретически должно было приветствоваться Джоном Локком. Ранее в Англии раскрыт т.н. «папистский заговор» 1678 года, предусматривающий свержение Карла II. Были арестованы пять лордов и выдвинуто требование о лишении Иакова наследственных прав в отношении английской короны. Антикатолическая «охота на ведьм» привела к запрету деятельности католических орденов и выселению почти всех католиков из Лондона (всего в Англии их насчитывалось тогда около 2% населения – немногим более 100 тысяч). Главным подозреваемым оказался Орден Иисуса (иезуиты). В памфлетах противников католицизма и Стюартов эта организация стала приобретать черты всемирной тайной «темной силы», влияющей на политику и династические вопросы, готовящей убийц монархов и ниспровергателей монархических принципов. В условиях королевских инициатив по созданию национальных протестантских церквей, в католической среде, действительно, возникает учение о «тираноубийстве» (под «тираном» подразумевался монарх, изменивший католической церкви), но ни убийца Генриха III Валуа монах-доминиканец Жак Клеман, ни скромный школьный учитель Франсуа Равальяк, заколовший Генриха Наваррского в 1610 году, не были иезуитами.

Мода на заговоры касалась не только иезуитов. Другими подозреваемыми оказались кальвинисты (реформаты). В условиях постоянных религиозных конфликтов эпохи 1520-х – 1640-х годов наблюдается явление, нехарактерное для предыдущей истории Европы, а именно появление множества замкнутых простонародных, но не обязательно, обществ религиозных единомышленников, которые критически относятся к чуждым по вероисповеданию властям, очень организованы и мобильны. Национальные барьеры внутри таких групп не играли особой роли, поскольку Реформация взывала не к национальным, а к религиозным общностям. Естественно, такие группы вызывали подозрение у окружающих, особенно, если они были не тихими и одинокими в мире борющихся вер, но ориентировались на правительства иностранных государств. Кальвинисты пришли к власти в нескольких кантонах Швейцарского Союза, в 1560 – в Шотландии, затем – в Трансильвании и Голландии, а в Польше, Франции и Германии лишь некоторая часть аристократии смогла распространить это вероисповедание в своих владениях. Английские кальвинисты («пуритане») сыграли исключительную роль в английской революции 1640-1660. Немало кальвинистов приезжало на службу в Россию: в 1616 в Немецкой слободе появляется кальвинистская церковь. Изгнание кальвинистов (гугенотов) из Франции неизбежно вызвало рост республиканских настроений в протестантской среде (вообще, в эпоху Реформации, когда клялись в верности не королю «божьей милостью», а истинной вере, тираноборческие настроения распространяются повсеместно – и в католической, и в протестантской среде, а авторитет монархов, который теоретически должен был бы возрасти в результате национализации церквей и секуляризации, как то не странно, падает*.

_______________________________________
* Аналогичная картина наблюдается в России на фоне церковного раскола 1660-х годов. В целом авторитет царской власти падает, и в эпоху стрелецких мятежей царь воспринимается отнюдь не как священная и неприкосновенная персона. Раскрытый накануне отъезда Петра I с Великим посольством за границу заговор Ивана Цыклера интересен своей идейной окраской: сошедшиеся в желании свергнуть Петра несколько оппозиционных группировок допускали выборы нового царя, которым мог стать даже сын иноземца на русской службе Цыклер.


Появилось понятие «криптокальвинизм». Первоначально так именовали перешедших на кальвинистские позиции членов лютеранских церквей. В XVII веке в криптокальвинизме католики стали подозревать янсенистов, англикане – тайных нонконформистов, лютеране – сакраментариев, которые продолжали переиздавать сочинения своего вдохновителя Мартина Буцера (1491-1551). В 1610-1630-х лютеранский богослов Георг Каликст был не только склонен рассматривать спорные вопросы между лютеранами и реформатами как несущественные сравнительно с тем, что было общего между ними, но даже допускал возможность объединения всех христианских церквей на почве «согласием первых пяти веков» неразделенной первохристианской церкви. При этом Каликст противопоставлял ересь и заблуждение. Например Каликст считал, что католики и кальвинисты, с точки зрения лютеран не еретики, а заблудшие христиане (его, правда, также подозревали в криптокальвинизме). Католическая кальвинофобия сохранялась веками, и еще в начале XIX столетия Жозеф де Местр обвиняет именно криптокальвинистов в организации Просвещения, Великой Французской революции и прочих бед традиционалистов той эпохи.

Потомственный кальвинист Великий курфюрст Бранденбурга Фридрих Вильгельм I (1620-1688) был страстным любителем т.н. «курьерских шахмат» – разновидности игры с полем 12 клеток по горизонтали на 8 клеток по вертикали: фигуры на первой и восьмой горизонтали – ладья, рыцарь, епископ, курьер, мудрец, король, королева, шут, курьер, епископ, рыцарь, ладья.


Костры инквизиции мало-помалу рассеивали тьму средневековья. Спасибо: 0 
ПрофильЦитата Ответить
постоянный участник




Пост N: 12346
Зарегистрирован: 30.01.07
Откуда: Россия, СПб
Рейтинг: 6
ссылка на сообщение  Отправлено: 09.10.20 17:51. Заголовок: Именно в XVII веке н..


Именно в XVII веке на фоне обострившейся мании раскрытия всемирных заговоров появляется масонство. Легендарная история масонства начинается у одних писателей – от Адама, у других – от построения Храма Соломона; более скромные исследователи находили корни масонства у пифагорейцев, ессеев, первых христиан или тамплиеров. Лишь в середине XIX века первый ученый исследователь масонства Г.Ф.Б.Клосс вполне определённо указал на то, что масонский союз возник из братства вольных каменщиков или средневековых строительных артелей. Самые ранние свидетельства о существовании свободной строительной артели в средневековой Европе относятся к 643 году, её упоминают эдикты лангобардского короля Ротари. В эпоху готики возведение громадных церковных зданий длилось целые столетия, в течение которых рабочие и художники, поселявшиеся близ построек (их инструменты хранились в особых бараках, англ. Lodge), постепенно вступали в тесное общение. Эти сообщества с течением времени приняли цеховую организацию: были выработаны правила касательно отношений между членами, приёма новых товарищей, разрешения возникавших между сочленами споров и прочее. Вместе с тем устанавливался известный церемониал на разные случаи товарищеской жизни. Но ремесленные цехи нельзя считать масонскими ложами в прямом смысле слова, поскольку их роль и назначение в XIV-XVI веках существенно отличались от исторических масонских организаций. Цехи существовали у всех ремесленников, и строители никак особо не выделяется из подобного типа организаций профессиональных групп. В течение XVII века строительные товарищества в Европе стали быстро приходить в упадок и к началу XVIII века почти перестали существовать вместе с прекращением возведения готических соборов. И одновременно появляется собственно масонство: в ложи каменщиков вступают лица, не принадлежавшие к строительному цеху – так называемые «сторонние каменщики», богатые и учёные люди, принесшие с собой в ложи интеллектуальный элемент. Первым из них следует назвать лондонского антиквара Элиаса Эшмола, который 16 октября 1646 года вступил в одну из лож в Уоррингтоне, о чем сохранилась запись в его дневнике. Пожалуй, эту дату можно считать днем рождения масонства. Помимо мистической окраски и одержимости разного рода ритуалами и тайнами, в масонстве очевидна главная тенденция эпохи середины XVII века – усталость от религиозных войн и намерение объединить христиан всех конфессий под единым принципом, а впоследствии – вообще все религии (подобные идеи высказывались еще в XVI веке универсалистами, в т.ч. Гийомом Постелем, но не находили отклика в европейском обществе). К концу XVII века в Англии существовало до 30 масонских лож, пока никак не объединенные между собой.

Тайное мистическое общество иного рода – Орден розы и креста (розенкрейцеры) – появляется в Германии в начале XVII века. Истоки розенкрейцерства могут быть прослежены к двум манифестам, получившим распространение в Германии в промежутке между 1607 и 1616 годами: «Fama Fraternitatis RC[en]» (Слава Братства RC) и «Confessio Fraternitatis[en]» (Вероисповедание братства RC). В 1616 издан аллегорический трактат «Химическая свадьба Христиана Розенкрейца». Из этих текстов следовало, что в Европе издревле существует «наиболее чтимый орден» мистиков-философов-ученых, ставящих своей целью «всемирную реформацию человечества». Согласно розенкрейцерам, их учение построено «на древних эзотерических истинах», которые «скрыты от обыкновенного человека, обеспечивают понимание природы, физической вселенной и духовного царства», что отчасти символизируется эмблемой братства – розой, распускающейся на кресте. Трудно сказать, кто на кого оказал большее влияние: масоны XVII века на розенкрейцеров или наоборот, но до начала XVIII века розенкрейцеры представляют еще неоформленное движение. Манифесты розенкрейцеров задумывались (по крайней мере, по словам их предполагаемых авторов) как интеллектуальная игра, более или менее шуточный литературный опыт в духе утопического жанра. Авторство «Химической свадьбы» приписывал себе лютеранский богослов Иоганн Валентин Андреа (1586-1654), характеризовавший это сочинение как игралище праздного ума. В поздних работах он насмехается над алхимией и помещает её в один ряд с музыкой, искусством, театром и астрологией как дисциплинами самыми легковесными, но в наше время исследователи оспаривают его авторство. Манифесты розенкрейцеров привлекли к себе внимание во многих уголках Европы. Идея существования тайного братства алхимиков и мудрецов, которые стремились совершенствовать искусства, науки, религию и умственную жизнь своих государств, казалась тогда новой и востребованной, ведь континент разоряли политические и религиозные раздоры. Манифесты неоднократно переиздавались, что стимулировало появление новых текстов, авторы которых стремились подтвердить или опровергнуть существование тайного братства. Пик интереса к тайному обществу приходится на 1622 год, когда на стенах зданий на центральной площади Парижа в течение нескольких дней последовательно появились две афиши. Первая гласила: «Мы, Представители Высшей коллегии розы-креста, действительно находимся, явно, и незримо, в этом городе(…)», а вторая афиша заканчивалась словами: «Мысли вместе с истинным желанием ищущего, приведут нас к нему, и его к нам».

Теория еврейского заговора еще не была популярна в конце XVII века. В еврейской среде Великого Османского Государства крепнет секта денме – последователей Саббатая Цви, объявившего себя в 1665 году мессией еврейского народа, но в 1666 году принявшего ислам под угрозой смертной казни. Денме – евреи, принявшие ислам вслед за Саббатаем Цви, концентрировались в Стамбуле и Салониках. В 1690 руководителем секты становится Брухия Руссо, который выдвинул тезис, что высшее божество не несёт никакой ответственности за творение и ввел понятие торы мессианских времен («тора де-ацилут») – особого свода законов, когда всё становится наоборот. 36 запретов торы из категории «керитот» (наказуемые) превращались в позитивные деяния. В частности, по его учению, в этот список входили сексуальные запреты, оргии и инцест, потребление запретной пищи. Брухия Руссо организовывал многочисленные празднества. Многие элементы учения Барухии появились под влиянием исламского суфийского ордена Бекташи, с которым община денме находилась в дружеских отношениях. Эхо мессианского движения саббатианцев еще ощущалось в Польше, Турции и Италии. Не смотря на поражение движения, новые лидеры сохранившихся саббатианских общин приводили доводы в пользу сохранения мессианского характера движения и находили сторонников. В 1700 году саббатианцам даже удалось организовать отъезд нескольких сот евреев из Европы в Иерусалим. Ортодоксальное еврейство активно борется против саббатианства, раввины объявляют детей саббатианцев «мамзерами» (незаконнорожденными).

Инфляция в германских государствах после начала Тридцатилетней войны стимулировала создание монетных дворов, среди сотрудников которых появляется немало евреев (т.н. «придворные евреи», освобожденные как от ограничительных законов христианских государств, так и от обязанностей соблюдения еврейских обычаев и запретов).

Раскол в Российской православной церкви 1666 года почти никак не повлиял на православные общины Великого Османского Государства и других стран, в которых существовало православие. Последнее десятилетие XVII века заполнено борьбой между двумя претендентами на престол Константинопольской патриархии – Каллиника Акарнанского и Дионисия Муселимоса, в которой участвовала верхушка греческого «миллета» (православной общины) Великого Османского Государства и правитель Валахии Константин Бранкованос, но решающее слово оставалось за османским падишахом. К концу XVII века фанариоты (богатые и знатные жители главного греческого квартала в южной части Стамбула) фактически держали в своих руках всю церковную организацию Константинопольского патриархата. Они также играли огромную роль в османской дипломатии, занимая должности драгоманов. Не смотря на переход в мусульманство большей части населения Анатолии и Албании, значительной части – в Болгарии, Боснии и Герцеговине, греческая православная община Великого Османского Государства сохраняла многочисленность и богатства.

Хотя в XVII веке возникает несколько православных учебных заведений (помимо московской Славяно-греко-латинской академии, это Княжеская академия в Бухаресте, основанная в 1679 году, и колледжского типа Репетиторский центр в Трабзоне, основанный Себастосом Киминитисом в 1682), а также в 1691 реорганизована Патриаршую школу в Стамбуле, это почти никак не оживляет православное богословие, пребывающее в летаргии как минимум после 1453 года. Вся энергия, которая остается у греческих православных богословов после фанариотских интриг, уходит на полемику с католическим вероучением и комментарии к богословским и литературным (в т.ч. «языческим») сочинениям прошлого.

Помимо Великого Османского Государства (включая вассальные княжества Валахия и Молдавия, а также полунезависимые союзы адыгов и западногрузинские Царство Кахети и несколько княжеств) православные жили в вассальном в отношении Иранского шахиншахства Царстве Картли (Царство Кахети в 1677 фактически присоединено к Ирану), в греческих владениях Венеции, в новых владениях Австрийских Габсбургов на Дунае и в Восточных Карпатах, а также в Польше. Небольшое количество русского и карельского православного населения проживало в пределах Швеции (знаменитая Плачевная речь по шведскому королю Карлу XI, специально произнесенная церемониймейстером шведского королевского двора Юханом Габриэлем Спарвенфельдом в усыпальнице шведских королей – церкви Риддархольмена – полгода спустя после смерти монарха, была напечатана на русском языке латинскими буквами и произнесена по-русски). Российское Государство давно уже было единственным независимым православным государством, не считая спрятавшейся в горах Черногории – по сути конфедерации племен во главе с православным митрополитом (с 1697 – Данилой Негошем).


Костры инквизиции мало-помалу рассеивали тьму средневековья. Спасибо: 0 
ПрофильЦитата Ответить
постоянный участник




Пост N: 12347
Зарегистрирован: 30.01.07
Откуда: Россия, СПб
Рейтинг: 6
ссылка на сообщение  Отправлено: 11.10.20 14:00. Заголовок: Дополнение к разделу..


Дополнение к разделу, посвященному Украине и Белоруссии:

Не следует забывать и Илью Федоровича Копиевича (1651-1714) – белорусского шляхтича-кальвиниста, эмигрировавшего в Амстердам и работавшего в сфере издательского дела (в т.ч. в рамках проекта издания книг на славянских языках, заказанных в 1697 году Петром I голландскому купцу Яну Тессингу), а в 1708 году переехавшего в Москву.

Костры инквизиции мало-помалу рассеивали тьму средневековья. Спасибо: 0 
ПрофильЦитата Ответить
постоянный участник




Пост N: 12348
Зарегистрирован: 30.01.07
Откуда: Россия, СПб
Рейтинг: 6
ссылка на сообщение  Отправлено: 11.10.20 15:57. Заголовок: В конце XVII века в ..


В конце XVII века в Оксфорде работает Греческий колледж для выходцев из православных стран с 15 студентами.

Такое явление, как «академический идиотизм», заставляет историка требовать от исторического деятеля или даже от целой эпохи мыслить и действовать в соответствии с представлениями эпохи и философской доктрины самого историка. Поиск выхода из этого неприятного положения в ориентации сугубо на факты и отказ от каких-либо оценок столь же бесполезен, поскольку в этом случае теряется представление о реальной мотивации действующих лиц исторического процесса и вместо нее всегда появляется мотивация, понятная историку и его аудитории (собственно, вся псевдоистория базируется на одном-единственном тезисе: этого не могло быть, потому что я этого не понимаю). Религиозный подход к оценке исторических событий в принципе отказывается что-либо понимать, но идеологические подходы, не смотря на свою претензию на научность (и не только претензию, но и реальное движение в этом направлении, во всяком случае, сравнительно с религиозным мировоззрением), мало что дают: так в марксизме исторические личности и целые классы обязаны действовать в соответствии со своими интересами, понимаемыми именно в плоскости марксистских общественно-экономических формаций, а главный современный конкурент марксизма в России – теория заговора – уводит разговор в дебри комплексов своих создателей, и может изучаться, скорее, в курсе психиатрии, чем историографии (разрекламированная геополитика столь же бесплодна, поскольку оперирует столь же абстрактными категориями, что и марксизм). Эдак и астрологическая система может претендовать (задним числом, конечно) на объяснение исторических событий. Все же приходится вернуться к анализу мнений и мотиваций современников – действующих лиц изучаемых событий, даже если мы рискуем потерять такую стройную (идеологическую или просто бихевиористскую) картину.

Постфактум, по итогам петровских преобразований у наблюдателя XVIII-XX веков складывается впечатление, что для российского общества в 1690-х годах главным представлялись ускоренные реформы мобилизационного образца, и только об этом люди думали и говорили за утренним кофе (который стал входить в обиход прежде чая). Подобное модернизаторство подверглось критике, со временем стали говорить о спонтанности и непродуманности реформ (разумеется, с т.з. исследовательского послезнания). Вся модернизаторская деятельность Петра была разделена на два периода (1696-1715 и 1715-1725), причем, во втором периоде реформы выглядят более продуманными и планомерными: именно после 1715 года появляются коллегии, Синод, губернии, разделенные на провинции, Генеральный регламент, Воинский устав, Табель о рангах, Тайная Канцелярия, подушная подать, Указы о престолонаследии и ассамблеях и Академия Наук – все те институты, наличие которых манифестирует петровскую эпоху в целом в глазах потомков. Нет согласия в оценке места петровских реформ в общей истории России и их соотношения с общественными процессами XVII века: одни историки (прежде всего, В.О.Ключевский) указывают, что петровские реформы являлись лишь естественным продолжением изменений, протекавших в ходе всего предыдущего века. Другие (например, С.М.Соловьев), напротив, подчеркивали революционный характер преобразований Петра. Историки, проводившие анализ петровских реформ, придерживаются разных взглядов на его личное в них участие. Одна группа полагает, что как в составлении программы реформ, так и в процессе их осуществления Петр не играл главной роли (которая была ему приписана как царю). Другая группа историков, наоборот, пишет о большой личной роли Петра I в проведении тех или иных реформ. Если ограничиться 1690-ми годами, то среди нескольких десятков царских указов, вышедших в эти годы, собственно модернизаторских меньшинство (приглашение горных мастеров из-за границы, устройство пожарной охраны, введение налога на бороды, основание Бурмистерской палаты, изменение календаря и др.) Большинство указов (первоначально за подписью двух царей и с традиционной формулой «бояре приговорили») касается усиления государственного контроля над населением, его передвижениями, численностью, финансами (появление новых налогов). Вопреки распространенному мнению об ужесточении при Петре крепостного права, законодательные акты, касавшиеся собственно крепостного крестьянства, носили противоречивый характер: с одной стороны налоговая политика, действительно, ужесточалась, но крестьянская верхушка получала возможность перехода в другие сословия (социальные лифты при Петре работали с полной нагрузкой), а жены, дети и даже пасынки солдат освобождаются из крепостной неволи. Столь же неверна т.з. о «закрепощении» дворянского сословия при Петре. Норма, согласно которой дворянин служил пожизненно, не есть изобретение Петра I, служилый характер дворянского сословия в России сложился за несколько веков до него. Наоборот, именно в петровскую эпоху наблюдаются послабления в наделении дворян поместьями: процесс начался с указа 1692 года о предоставлении поместий вдове умершего в пожизненное владение и завершился уже в XVIII веке, когда был принят Указ о единонаследии (не вполне корректно именуемый Указом о майорате) – поместья стали передаваться по наследству.

Главная проблема данной эпохи в России, скорее, не реформы как таковые, а модернизация государственного управления в тесной связи с меркантилизмом. Термин «меркантилизм» (редкий случай, когда термин едва ли не предшествовал самому явлению, впрочем, первые меркантилистские по сути законы появляются еще в конце XV века) впервые упомянут еще в 1615 году в «Трактате о политической экономии» французского эмигранта в Англии Антуана де Монкретьена (он же придумал словосочетание «политическая экономия»). Меркантилистов интересовали вопросы богатства страны, формах этого богатства, путях его роста. Капитал торговцев и ростовщиков господствовал в сфере торговли и кредита, но уже начали возникать промышленные мануфактуры. В этот период из Америки хлынул большой поток драгоценных металлов, которые начали распределяться через внешнюю торговлю и посредством войн между европейскими государствами. Меркантилисты достаточно поверхностно понимали природу богатства и сосредотачивали внимание не на производстве, а на торговле и денежном обороте, особенно движении золота и серебра, требуя от государства создания условий для притока натуральных денег в страну и снижения оттока за ее пределы. Ранние меркантилисты добивались этого чисто административными методами путем прямого запрета вывоза денег, более поздние меркантилисты считали, что наиболее полно эти цели реализуются через развитие внешней торговли: побольше вывезти и поменьше ввезти (последнее стимулировало внутреннее производство). Здесь зарождается т.н. «протекционизм», который в более поздние времена неотличим от меркантилизма. К слабым сторонам теории меркантилизма относится то, что она во многом исходит из представлений доиндустриального периода: предполагается ограниченность индивидуальных потребностей, неэластичность спроса, экономика мыслится в рамках игры с нулевой суммой, выигрыш одного равен проигрышу другого участника (правда, мы не можем требовать от людей XVII века мыслить категориями века XIX). Нехватка денег, осознаваемая российским правительством в конце XVII века, стимулировала усиление контроля над экономикой, не только в сфере налогов, но и в заведении казенных производств (даже если их отдавали на откуп). Приглашение иностранных специалистов не было какой-то особой чертой ни политики Петра I в отношении своих предшественников, ни ее же – в отношении практики других европейских держав: наемный характер армий в принципе предполагал интернациональный характер генералитета и офицерства и поступление на службу за границу, а гражданские специалисты также свободно могли перемещаться из страны в страну (и не только в условиях эмиграции по религиозным или политическим причинам). Стремление к укреплению царской власти и управления в целоме делали Петра I и его соратников, скорее, приверженцами абсолютистских тенденций в европейской политике, чем симпатизантами победившего в Англии парламентаризма. Традиционный аргумент, состоящий в том, что Петр считал демократическое правление в принципе невозможным в России, сомнителен. В выборе моделей развития он не был приверженцем какого-либо одного образца, но вводил порядки, позаимствованные из разных стран в зависимости от действенности нововведений. Закат российского сословного парламентаризма в XVII веке связан не только со светскими, но и с религиозными проблемами.

Другая основная российская проблема конца XVII века – религиозная (проще – проблема церковного раскола) решена Петром быстро и основательно. Правительству царевны Софью и Голицына от предыдущих двух царствований досталась кризисная ситуация, сходная с гражданской войной: при формальном религиозном единстве Российской православной церкви в области догматики (в этом принципиальное отличие раскола РПЦ от европейской Реформации XVI века) проведенные в 1653-1666 годах реформы привели к тому, что значительная часть населения перешла в оппозицию к новым обрядам и обрядовым текстам, а затем – и к царской власти, защищавшей проведение церковных реформ. Казни старообрядцев, восстания, отказ от уплаты налогов, бегство за границу и на окраины государства, начавшаяся практика самосожжения, «подметная» публицистика антиромановского направления – типичные черты эпохи, без которых ее трудно представить. Ни Софья, ни В.В.Голицын не были религиозными фанатиками (скорее всего, они даже не относились к числу людей, в жизни которых религия играет важную роль), наоборот – людьми образованными и светскими (воспитатель старших детей царя Алексея Михайловича Симеон Полоцкий был в большей степени общественным деятелем, чем религиозным), но переломить общественные настроения им не удавалось. Слишком далеко зашло противостояние между старой и новой верой и стимулированный им конфликт между усилением царской власти и оппозицией в кругах, видевших в царе всего лишь боярского ставленника (как это было после 1613 года), также как и преломление в религиозном сознании простонародья социально-экономических изменений, связываемых с «царями-вероотступниками». Попытка провести примирительный «собор» – прения о вере в Грановитой палате 5 (15) июля 1682 года – завершилась полной неудачей. В 1685 году, по инициативе духовенства РПЦ, приняты «12 статей» царевны Софьи (подписанные также от имени обоих царей) о преследовании «хулителей Церкви», подстрекателей к самосожжению, укрывателей раскольников – вплоть до смертной казни (одних через сожжение, других «мечом»). Тайных сторонников старообрядцев приказано было бить кнутом, и, лишив имущества, ссылать в монастыри. Укрывателей старообрядцев – «бить батогами и, после конфискации имущества, тоже ссылать в монастырь». Явных противников реформы велено пытать, а затем казнить. Эта мера (любопытным образом хронологически совпадающая с отменой Нантского эдикта Людовиком XIV, что породило, разумеется, конспиратологическую версию происходящего) выглядит довольно рискованной, поскольку даже в высшей русской аристократии не наблюдалось единства в отношении реформы Никона, а стрельцы, на которых опиралась Софья, довольно лояльно относились к раскольникам, которых было немало в их рядах (известная религиозная свобода соблюдалась и в войсках Степана Разина). Началась самая экстремальная фаза противостояния: массовые казни, пытки, ссылки, ответные волнения, бегство за границу и в районы Русского Севера, в 1687 году при штурме правительственными войсками Палеостровского монастыря на Онежском озере погибло до 3 тысяч старообрядцев. Мало кто из историков рассматривал борьбу Петра и Софьи с учетом религиозного фактора, хотя репрессивные меры правительства Софьи должны были оттолкнуть от нее старообрядцев и московских «политиков» (по аналогии с партией в эпоху гугенотских войн), выступавших за терпимость. Во всяком случае, как только Петр пришел к власти (а следует помнить, что до 1694 года управление было в руках многочисленных родственников его матери, так что здесь проявилась общая политика клана Нарышкиных), «12 статей» перестали действовать, количество самосожжений резко снизилось и даже наметилось возвращение беженцев-старообрядцев из-за границы. До введения двойного обложения старообрядцев в 1689 году было еще далеко, и Петр в данном случае проявил себя как безусловный сторонник религиозной свободы. Более того, на старообрядцев не был распространен запрет ношения традиционной русской одежды. Полная свобода веры была предоставлена приезжавшим в Россию иностранцам, сняты ограничения на общение православных с христианами иных конфессий (в частности разрешены межконфессиональные браки). Скорее всего, Петра I можно отнести к деистам – настолько, насколько он вообще интересовался религиозной философией. Украинские территории в составе России не знали подобных проблем – наоборот, реформы Никона интересным образом «украинизировали» эстетику российской повседневности – стиль барокко, характерный для Украины, прививался не только в российской архитектуре, но и в книжности, одежде и терминологии (богослужебные книги после Никона не исправлялись, а заново редактировались не по греческим, а по украинским источникам). Даже русское дворянство на какие-то время получило имя «шляхетство».

Таковы основные проблемы, с которыми сталкивалось российское правительство и общество в 1690-х годах. Политика царя Петра I послужила сильнейшим катализатором реформ и преобразований, и сколь бы обоснованы не были обвинения Петра в «бессистемности» реформ, у предшествующих или конкурирующих с ним реформаторов результаты были гораздо скромнее.


Костры инквизиции мало-помалу рассеивали тьму средневековья. Спасибо: 0 
ПрофильЦитата Ответить
постоянный участник




Пост N: 12353
Зарегистрирован: 30.01.07
Откуда: Россия, СПб
Рейтинг: 6
ссылка на сообщение  Отправлено: 15.10.20 20:13. Заголовок: Репрессии 1685-1689 ..


Репрессии 1685-1689 годов можно считать водоразделом, после которого возникновение старообрядческой субкультуры в России стало необратимым. Вопрос о количественном соотношении никониан и старообрядцев остается спорным, но, во всяком случае, доля последних в православном населении России к 1700 году была достаточно велика. В старообрядческой среде усиливаются апокалипсические настроения: ожидание конца света в 7169 году от сотворения мира (старообрядцы пользовались не Константинопольской эрой, а эрой, предложенной Секстом Юлием Африканом и Ипполитом в III веке), т.е. в 1669 году сменилось новым ожиданием – на сей раз 1 сентября 1698 (7198), хотя в 1694 году старообрядческий поповский собор в Новгороде постановил, что пришествие антихриста состоялось, но лишь «духовно». Инициаторы репрессий 1685 года забылись, и теперь все чаще (особенно в крайних старообрядческих толках) антихрист ассоциировался с Петром I. В связи с ожиданием конца света появляются многочисленные Ильи-пророки и Енохи. Возвращение Петра из-за границы 25 августа (старый стиль) 1698 года – всего за 6 дней до намеченной даты – и его вызывающее поведение в первые месяцы после приезда окончательно убедило старообрядческое сообщество в «подмене царя» и наступлении «антихристовых времен». Смена летоисчисления в 1699 году также трактовалась как попытка антихриста запутать людей, остаться неузнанным. Перенос летоисчисления с «ошибкой» на 8 лет, ведь согласно Секту Юлию Африкану, в 1700 должен был наступить 7200 год, свидетельствовало, по мнению старообрядческих учителей, о том, что Петр-Антихрист «украл у Бога» 8 лет, а сам по себе перенос нового года с сентября на январь выглядел в рамках библейской картины мира бессмыслицей, поскольку Ева соблазнила Адама яблоком, но в январе яблоки не родятся. В ожидании конца света вновь распространилась практика лежания в гробах. Мало того, в 1690-х старообрядцы обнаружили, что традиция преемственности епископов (характерная для католической, православной и монофизитской церквей) близка в «старой вере» к обрыву, и вот тут уже наступает настоящий конец, поскольку в расколе нет своих епископов. Начинаются усиленные поиски «древлеправославных» епископов, что опять возрождает средневековые сказания о царстве пресвитера Иоанна, на сей раз – в Беловодье и «Опоньском царстве» (Японии, о которой русское общество могло получить сведения еще в 1689 году, когда в Москву пришел первый караван из Китая, и царевна Софья, по всей видимости, первой попробовала экзотический напиток – чай). Распространяются легенды о спасении части соловецких монахов еще в 1676 году и эмиграции их в Японию – в основном в среде беспоповцев, которые основали Топозерский скит на берегу Топозера близ Кеми. Беспоповцы в принципе отказались от епископской иерархии и священства, а их многочисленные скиты в это время появляются на всем пространстве Русского Севера.

Еще одна этнорелигиозная группа существует во многих странах Азии, Европы и Африки. Это армяне. В XIV-XV веках последние армянские суверенные государства завоеваны мусульманскими державами Ближнего Востока, но сохраняются отдельные зависимые от Ирана армянские княжества – меликства, преимущественно в Нагорном Карабахе. Общая численность армян достигает почти миллиона человек, из которых половина рассеяна за пределами исторической Армении (т.е. Южного Закавказья и восточной части современной Турции). Крупные армянские общины к концу XVII века известны в Иране (куда они попали в результате массового переселения шахиншахом Аббасом в 1604-1605 года), Сирии и вообще повсеместно в Великом Османском Государстве, включая его европейские и африканские владения, в Италии, Франции, Польше, России, Индии. Исключительную роль играли армяне в дипломатии христианских стран Эфиопии (что неудивительно, учитывая религиозное единство с местными миафизитами), но не только в дипломатии. Первая научная карта Эфиопии, на которой топография страны, описание и очертания гор, полей, рек, городов даны с большой точностью, была составлена армянским историком, математиком и путешественником Аветиком Багдасаряном в самом конце XVII века. В 1672 году армянин по имени Паскаль (Арутюн) открыл в Париже первое кафе во Франции. В разных городах страны издаются книги на армянском языке, а общая численность армян Франции достигает к концу XVII века 400 человек. Небольшая армянская купеческая община процветает с 1660-х годов в Амстердаме. В Восточной Европе крупным центром армянской диаспоры оставался Львов (а также другие города Галиции и Подолья). В Индии (где армянам покровительствовал Акбар Великий в конце XVI – начале XVII веков) численность армян достигает к 1700 году 20 тысяч человек, они населяют все крупные города во владениях Великих Моголов и имеют оживленные торговые связи с голландскими, английскими и французскими купцами.

Армянская апостольская церковь («григорианской» она именовалась только в России XIX-XX веков) устанавливает непосредственный контакт с Римско-католической церковью еще в XII веке – в Киликийской Армении, и в XIII-XV веках предпринимались неоднократные попытки заключить унию с Римом, правда, без какого-либо результата. В 1630 году львовский епископ Армянской апостольской церкви Николай Торосович, который находился в конфликте с верующими, чтобы сохранить свою власть, принял унию с Римом, получив титул архиепископа. Уния была поддержана католическим орденом Театинцев, которые открыли духовную семинарию во Львове для армян-католиков. Борьба между сторонниками и противниками унии в Речи Посполитой шла до конца XVII столетия, когда процесс принятия унии усилиями Вартана Гунаняна завершился. Все армяне Речи Посполитой (20 священников и до 3500 верующих) стали униатами. Ставший в 1691 году католикосом Армянской апостольской церкви в Эчмиадзине Нахапет Эдесский в 1695 сделал попытку заключения унии с Римом. Иранские власти ответили на это признанием католикосом главы Иранско-индийской епархии Степаноса Джугайетси, который сверг Нахапета и правил 10 месяцев, после чего сам свергнут сторонниками Нахапета, и для восстановления религиозного единства Нахапету пришлось в 1699 году (вместе с католикосом Агвании Симеоном IV Хоторашенци) отказаться от унии. В Эчмиадзине царила неразбериха, и происходили постоянные вооруженные столкновения между сторонниками и противниками унии.


Помимо интереса к заведомо спекулятивным (как это именовалось в XVII веке) темам богословского направления, люди, жившие в рассматриваемую эпоху, наблюдали и могли оценить завершение процесса формирования т.н. «классической науки», становление которой связано с научной революцией 1543-1687 годов – такая точность датировок связана с тем, что началом этой революции считается выход в свет в 1543 году книг Н.Коперника «О вращении небесных сфер» и А.Везалия «О строении человеческого тела», а завершением – публикация «Математических начал натуральной философии» И.Ньютона. Постфактум принято говорить, что научная революция включала в себя не только получение принципиально новых представлений об окружающем мире благодаря научным открытиям, но и изменение представления ученых о том, как эти открытия надо делать. Если в Средневековье преобладали отвлеченные логические рассуждения и философские аргументы, даже если писался трактат по географии или садоводству, то в XVII веке ключевым для новой науки стал эмпирический подход (наблюдение – индукция – дедукция – проверка – оценка). Для нас сейчас он естественен (разумеется, за исключением попыток ревизовать научные данные с позиций «постсекуляризации» конца ХХ века), но признан он был только в XVII веке, а распространился лишь в XVIII. Реальное научное сообщество 1690-х годов редко почитало те светила науки, которые считаются таковыми и 300 лет спустя, зато в академиях наук и прочих научных обществах заседало немало людей, труды и идеи которых прочно забыты, однако в те времена служили темой для жарких дискуссий. Еще Френсис Бэкон в «Новом Органоне» обосновал переход от дедуктивного метода и знания, полученного чистой логикой, к подходу индуктивному (от частного – эмпирического факта – к общему, то есть к закономерности), но Локк и Лейбниц одинаково часто ссылаются на Аристотеля (даже, если они с ним спорят, они не могут не считаться с его наследием). Многие новейшие идеи и открытия по-прежнему обосновываются (или критикуются) с обязательными ссылками на античных авторов (действительно, Европа XVII века все еще – почти ничто без римского наследия). Атомисты кивают на Демокрита и Эпикура, критикующий их Лейбниц – на критику системы Эпикура Цицероном, даже гелиоцентристы не позволяют себе выйти из тени древних – прежде всего, Аристарха Самосского, жившего в III веке до н.э. Современные фильмы о великих ученых той эпохи зачастую касаются только тех аспектов их деятельности, которые понятны и близки современному «расколдованному» миру, но там – на месте – все было несколько иначе. Ньютон, помимо своих математических трудов, известен странным (даже по понятиям начала XVIII века) трактатом – «Хронология Древних царств» (создавалась начиная с 1687 года и издана после его смерти), в котором задался весьма «благочестивой» целью – доказать первичность библейской («священной») истории в отношении историй языческих царств (так он оправдывается перед адресатом трактата – английской королевой – супругой Георга I), а поэтому ему пришлось всеми возможными схоластическими методами и ухищрениями (которые восхитили бы профессоров Сорбонны в эпоху споров о количестве чертей на острие иглы) передвигать любые события «классической» истории – античной, хорошо известной публике, и гораздо менее популярной древнеегипетской и древневавилонской, причем он оперировал «точными» датами Девкалионова потопа, путешествия аргонавтов и похищения Зевсом Европы, вычисленными его предшественниками, всего лишь желая приблизить их ко временам первого Иерусалимского храма. Классический период «охоты на ведьм» в Европе также пришелся не на «темное средневековье», а на эпоху 1450-1700 годов, и значительное число ведущих демонологов были как раз гуманистически образованными философами и писателями, профессорами, юристами и врачами.


Костры инквизиции мало-помалу рассеивали тьму средневековья. Спасибо: 0 
ПрофильЦитата Ответить
постоянный участник




Пост N: 12355
Зарегистрирован: 30.01.07
Откуда: Россия, СПб
Рейтинг: 6
ссылка на сообщение  Отправлено: 16.10.20 09:28. Заголовок: Справедливости ради ..


Справедливости ради надо заметить, что интеллектуалы – застрельщики охоты на ведьм встречали живой отклик в народных массах (которые в те времена именовали «презренной чернью»). Объяснения данного феномена, основанные на постулировании некого «стабильного» средневековья, на смену которому пришел психоз «бесшабашной удали одних и чувства потери почвы под ногами у других» (Лотман), неудовлетворительны. Столь же интересная точка зрения: прекращение гонений на ведьм в конце XVII века можно объяснить тем, что основа, на которой произрастала вера в ведовство, – традиционная народная культура – была, по сути дела, уже уничтожена (Гуревич, Мюшембле), также требует доказательства. Но, действительно, в XVII веке раздаются скептические и даже протестующие голоса, и к ним прислушиваются. Еще в XVI веке протестантский богослов Иоганн Вейер, признавая реальность козней дьявола, лишь хотел защитить обвиняемых ведьм от наказания за «соучастие», аналогично мыслит брюссельский католический священник Корнелиус Лоос (1592), а английский автор Реджинальд Скот (1584) выглядит рискующим одиночкой в своем отрицании колдовства как такового, то в следующем столетии принципиально против процессов над ведьмами высказываются иезуит Фридрих Шпее (1631) и испанский инквизитор Алонсо де Саласар-и-Фриас (1614). Именно их влияние привело к тому, что во второй половине XVII века охота на ведьм в Европе становится эпизодической, а к 1700 году практически прекращается (Вольтер в начале XVIII века лишь реагирует на отдельные эксцессы). Знаменитые Сайлемские процессы 1692 года, с которых, как считается, в сущности, началась история США, также вызывали бурю негодования некоторых современников: в 1700 году в Лондоне был издан скептический трактат Роберта Калефа «Другие чудеса невидимого мира» (название – парафраза на трактат «Чудеса невидимого мира: рассказ о судебных процессах над несколькими ведьмами, недавно казненными в Новой Англии летом и ранней осенью 1692 года» Коттона Мэзера, в котором процессы оправдываются), повлиявший на главного критика Салеймских процессов Френсиса Хатчинсона. Критика процессов над ведьмами осуществлялась с позиций того же рационализма, который так не устраивает борцов с секулярным сознанием. В православных странах, с одной стороны, процессы над ведьмами (преимущественно над ведьмаками мужского пола) были гораздо более редкими, чем в католических и протестантских, с другой – вызывали меньше критики, и мы меньше о них знаем.

Поиск единых законов мироздания в XVII веке отнюдь не ограничивался теми парадигмами, которые сохранились с той поры до наших дней. Закон всемирного тяготения Ньютона подвергся критике с самых разных сторон, и немало современников считало, что эта гипотеза долго не продержится, хотя Ньютон не так уж далек от средневековой картины мира, и «законы природы» (здесь работает «лексическая магия» полисемии) требуют наличия «законодателя», наладившего природную механику: бог сотворил механистические законы, которых вполне достаточно для описания природы, а чудеса... Лейбниц, конечно, остерегается их отрицать, равно как и утверждать, что человек способен познать полноту бытия (тем более он не способен на богопознание)*, но оговаривается, что непознаваемый мир, в котором происходят чудеса, малопригоден для изучения, а ведь изучение – основа науки. Английский врач, философ-мистик, автор латинских трудов, астролог и теоретик музыки Роберт Фладд (1574-1637) в посмертно изданном сочинении 1638 года «Мозаичная философия» наоборот утверждает, что бог непрерывно творит чудеса в каждом явлении. Другие физики, соединяя свою науку с богословием, вполне рационально на свой взгляд описывали физические процессы как действия неких духов-посредников, направляемых божьей волей, сторонники панпсихизма настаивали на роли «мировой души» в управлении всеми физическими и психическими процессами, рационализм и эмпиризм нападали на традицию, а мистика пыталась их «помирить», но заходила в такие дебри, что обработанная ею наука теряла какой-либо общий для всего научного сообщества знаменатель, а доказать что-либо мистик умел только мистическим путем. Хотя отдельные ученые все чаще проводят опыты и ссылаются в своих трудах на их результаты, роль спекуляций и авторитетов все еще велика. «Атеист» – негативная, но довольно частая кличка, которую конкурирующие ученые дают друг другу, в основном в ответ на непризнание своих собственных верований и априорных суждений. Показателен пример Лейбница, который слывет рационалистом, но его рационализм твердо стоит на дюжине априорных суждений, которые он даже не пытается анализировать, не то что подвергать сомнению. Однако, это не мешает новым поколениям ученых заново перечитывать и критиковать древних и средневековых авторов: авторитет Аристотеля уже никого не убеждает, в ответ на мнения Фомы Аквинского протестанты всегда могут сказать, что он был папистом, но, не смотря ни на что, за всеми попытками затащить в физику души и субстанции стоит призрак Платона, влияние взглядов которого на свою картину мира Лейбниц откровенно признает. В 1690-х годах Лейбниц еще не сформулировал свою монадологию и, отрицая учение об атомах, считал материю бесконечно делимой – это позволяло обосновать возродившийся в XVII веке интерес к алгебраизации исчисления бесконечно малых. Впрочем, математики старой школы подвергли концепцию бесконечно малых резкой критике. Член Французской академии Мишель Ролль (1652-1719) писал, что новое исчисление есть «набор гениальных ошибок», а Гюйгенс признавался, что не понимает смысла дифференциалов высших порядков.

_________________________________________
* Религиозная гносеология в системах, предполагающих наличие непознаваемого бесконечного божества, сама себя «оскопляет», поскольку, допуская наличие непознаваемого (именно в ключевых частях мироздания), ставит под сомнение саму себя, хотя, закрывая глаза на только что сделанные выводы, продолжает попытки познать – значит, все-таки, непознаваемое познаваемо.


Костры инквизиции мало-помалу рассеивали тьму средневековья. Спасибо: 0 
ПрофильЦитата Ответить
постоянный участник




Пост N: 12370
Зарегистрирован: 30.01.07
Откуда: Россия, СПб
Рейтинг: 6
ссылка на сообщение  Отправлено: 21.10.20 09:18. Заголовок: Примечание к атеизму..


Примечание к атеизму в связи с деизмом:

Атеисты, не смотря на опасность своих убеждений и репрессии властей, тем не менее, регулярно издают книги и вступают в споры с верующими. В 1664 году друг и последователь Спинозы доктор медицины и магистр юриспруденции Адриан Курбах (1632-1669), критикуя религию с пантеистических позиций, опубликовал трактат «Новый словарь права», а в 1668 – «Луч, сияющий в темноте и проливающий свет на вопросы теологии», в которых обрушился на официальную религию Нидерландов и напомнил, что все метафизические термины на самом деле происходят от слов, взятых из повседневного обихода: например, «духовность» – от «дыхания» и др., следовательно, ничего иного в себе не содержат, и мнение о реальности универсалий ошибочно. Курбах был заключен в тюрьму на 10 лет, где вскоре скончался.

Костры инквизиции мало-помалу рассеивали тьму средневековья. Спасибо: 0 
ПрофильЦитата Ответить
постоянный участник




Пост N: 12376
Зарегистрирован: 30.01.07
Откуда: Россия, СПб
Рейтинг: 6
ссылка на сообщение  Отправлено: 23.10.20 17:56. Заголовок: Дополнение к фрагмен..


Дополнение к фрагменту о Бейле:

Лейбниц так отозвался о методе Бейля: «Бейль хочет заставить разум замолчать после того, как он позволил ему говорить слишком громко; он называет это торжеством веры» («Теодицея»).

Костры инквизиции мало-помалу рассеивали тьму средневековья. Спасибо: 0 
ПрофильЦитата Ответить
постоянный участник




Пост N: 12377
Зарегистрирован: 30.01.07
Откуда: Россия, СПб
Рейтинг: 6
ссылка на сообщение  Отправлено: 23.10.20 20:39. Заголовок: Литература конца XVI..


Литература конца XVII века живет своей яркой жизнью. В 1690 году, вскоре после смерти знаменитой шведской королевы Кристины, которая отреклась от престола в 1654 году, в мужской одежде прибыла в Брюссель*, где перешла в католицизм в том же году и поселилась в Риме, основана Аркадская академия на основе кружка, который Кристина создала в 1656 году. Его члены образовали под председательством Джованни Крешимбени новое учёное общество, главным интересом которого сбыла поэзия. Учредителями «Аркадской академии» (Academia degli Arcadi), официально созданой 5 октября 1690 года, стали 14 литераторов. Для членов «Аркадии» пастораль была художественным и эстетическим идеалом; в то же время она позволяла аркадийцам совмещать интеллектуальные задачи с игрой, свойственной аристократическому обществу конца XVII века: вступая в академию, её члены брали себе вымышленные имена пастухов и пастушек, которыми пользовались не только во время своих собраний, но и в обычной жизни. Творчество аркадийцев поначалу ограничивалось литературно-критическими трактатами и лирической поэзией; вместе с тем члены сообщества не могли пройти и мимо растущей популярности оперы, которая в их представлении олицетворяла дурной барочный вкус.

_________________________________________
* В XVII веке знатные женщины нередко путешествовали в мужском костюме и могли появляться таким же образом в мужском обществе в тавернах, среди зрителей на боксерских рингах и в подобных местах.





крупнее - https://upload.wikimedia.org/wikipedia/commons/5/56/Christina_barberini.jpg
Приём в честь королевы Кристины в римском палаццо Барберини 28 февраля 1656 года. В XVII веке вообще умели организовывать шоу и веселиться.

Костры инквизиции мало-помалу рассеивали тьму средневековья. Спасибо: 0 
ПрофильЦитата Ответить
постоянный участник




Пост N: 12384
Зарегистрирован: 30.01.07
Откуда: Россия, СПб
Рейтинг: 6
ссылка на сообщение  Отправлено: 25.10.20 13:27. Заголовок: Приближаюсь к финалу..


Приближаюсь к финалу книги:

Стиль барокко, который позднейшие авторы (Х.Ортега-и-Гассет, А.Карпентьер) считали особым творческим импульсом, кульминационной точкой определенного расцвета цивилизации, и которому свойственны контрастность, напряжённость, динамичность образов, аффектация, обостренная чувственность, стремление к величию образов и пышности форм, к совмещению реальности и иллюзии, к слиянию различных родов, видов и жанров искусства, и, одновременно, тенденции к автономии отдельных жанров, переживает свой поздний период. Сам термин «барокко» происходит от португальского слова barrôco – жемчуг неправильной форм, и впервые употреблен (как часто бывает) уже постфактум явления, которое им обозначается: в 1750 году французский эссеист Ноэль-Антуан Плуш сравнил игру двух скрипачей, одного из которых уничижительно обозвал «барочным». Т.о. ни в эпоху Мольера, ни при Петре Первом сам термин «барокко» никем не употреблялся. В конце XVII века явление уходит в прошлое, и даже в Испании, где барокко ознаменовало вместе с социально-экономическим упадком явный взлет развития литературы и изобразительных искусств, в 1690-х больше нет ни одного крупного художника или писателя (пожалуй, последним художником, который может претендовать на принадлежность к испанскому «золотому веку», можно назвать Антонио Паломино (1655-1726)). Если наука XVII века стремится к рациональному подходу в отношении любой темы – даже богословия (собственно, вся история взаимодействия науки и религий, в т.ч. христианства, это история безнадежных попыток интерпретировать древнееврейские мифы и легенды с помощью каждой очередной научной парадигмы, можно ведь и приключения Карлсона интерпретировать с тем же успехом, если потратить сопоставимое количество времени и усилий лучших умов науки), то искусство барокко двигалось в противоположном направлении. Отчасти под влиянием науки: поскольку научная парадигма, утвердившаяся в XVI-XVII веках, уже серьезно расходилась с бытовым общепринятым восприятием окружающего мира (плоскость Земли очевидна, но наука говорит, что мы живем на шаре*, микроскоп открыл целый неизведанный мир в каждой капле чистой воды, и т.д.), человек стал остро ощущать противоречия между видимостью и знанием, идеалом и действительностью, иллюзией и правдой. Именно в эпоху барокко складываются взгляды, согласно которым чем неправдоподобнее произведение искусства, чем резче оно отличается от наблюдаемого в жизни, тем оно интереснее, привлекательнее с художественной точки зрения. Все новое, необычное, призрачное, динамичное стало казаться красивым, а ясное, уравновешенное, гармоничное – вялым и скучным. Писатели и поэты в эпоху барокко воспринимают реальный мир как иллюзию и сон. Реалистические описания часто сочетаются с их аллегорическим изображением. Широко используются символы, метафоры, театральные приемы, графические изображения (строки стихов образуют рисунок), насыщенность риторическими фигурами, антитезами, параллелизмами, градациями, оксюморонами. Бытует бурлескно-сатирическое отношение к действительности. Для литературы барокко характерны стремление к разнообразию, к суммированию знаний о мире, всеохватность, энциклопедизм, который иногда оборачивается хаотичностью и коллекционированием курьезов, стремление к исследованию бытия в его контрастах (дух и плоть, мрак и свет, время и вечность). Этика барокко отмечена тягой к символике ночи, теме бренности и непостоянства, жизни-сновидения. Одновременно, в глубине барокко сосуществовали тенденции натурализма, реализма и классицизма.

_________________________________________
* Образованный европеец конца XVII века рассказал бы нам, что живет на шаре, который вращается вокруг Солнца вместе с другими пятью планетами, вокруг некоторых из которых обращаются спутники. Расстояние от Земли до Солнца уже исчисляется очень близко к истинному: Гюйгенс в 1659 определил его как 160 млн. км, а Жан Ришар и Доменико Кассини в 1672 – как 139 млн. км. Гюйгенс на основании данных, полученных датским астрономом Олафом Ремером, уже приблизительно оценил скорость света в 212 тысяч современных километров в секунду. Джон Локк сообщает, что расстояние до «неподвижных звезд» равняется (в переводе на современные меры длины) 13,5 световых лет. Измерение времени сыграло роль в создании метрической системы мер: идея английского философа и лингвиста Джона Уилкинса (1668) заключалась в том, чтобы выбрать для единицы длины длину маятника с полупериодом колебаний, равным 1 секунде. Подобные маятники были незадолго до этого продемонстрированы Гюйгенсом, и их длина была весьма близка к длине современного метра (так же, как к единицам длины, использовавшимся в те времена, например, ярду). Итальянский ученый и изобретатель Тито Ливио Бураттини, работающий в Польше, в своем труде Misura Universale (1675) предложил ввести т.н. «католический метр», также близкий к современному.


Классицизм можно считать стилем, приходящим на смену барокко, но это будет слишком примитивным упрощением. Даже знаменитый «спор древних и новых», начатый во Французской академии в 1687 году, и распространившийся на Англию и Германию, нельзя считать простым противостоянием этих двух стилей. В оглашенной на заседании Академии 27 января 1687 года поэме Шарля Перро «Век Людовика Великого» автор, начиная с панегирика королю, ставит век Людовика выше века Августа, а искусство времен короля – выше римской классики. В подтверждение своего тезиса Перро ссылается, в частности, и на научно-технический прогресс, подчеркивая, что знания древних о мире были ограниченными или ошибочными. Свои идеи он развил в четырехтомном цикле диалогов «Параллели между древними и новыми в вопросах искусства и наук» (1688-1697), где, в частности, превозносил жанр романа как преемственный по отношению к античному эпосу. «Новые» высоко ставили творчество трагика Пьера Корнеля, соперника «древнего» Расина; союзниками Перро стали брат Корнеля Тома Корнель и его племянник Бернар де Фонтенель, который в 1688 году опубликовал сочинение «Отступление по поводу древних и новых»). Решительным оппонентом Перро выступил теоретик классицизма Николя Буало, указавший на низкий уровень некоторых восхвалявшихся «новыми» произведений и на принципиально важную роль индивидуальности и вдохновения по сравнению с ремеслом и техническим прогрессом. Оппонентов «новых», в частности, не устраивала апологетическая позиция Перро, идеализировавшего короля и его режим и пропагандировавшего, по словам современного исследователя, «единообразные и удобные моральные и эстетические условности». В Англии Уильям Темпл (друг и покровитель Свифта) ответил Фонтенелю трактатом «О древнем и современном обучении» (1690), в котором употребил две метафоры, использованные впоследствии другими авторами в полемике о древних и новых. Во-первых, он отметил, что современный человек – это карлик, который «стоит на плечах гигантов», и, во-вторых, что древние ученые и писатели имели четкое представление о природе, а современный человек только отражает или уточняет это представление. Свифт, анонимно опубликовавший в 1699 году «Битву книг», которая в 1704 войдет в качестве предисловия в издание «Сказки бочки», избегает делать какие-либо твердые выводы по данному вопросу. При посредничестве Антуана Арно, Буало написал Перро примирительное письмо, а 30 августа 1694 года они даже публично обнялись на заседании Французской академии, но с т.з. публики победа осталась за «новыми». В Германии отголоски данного спора относятся уже к XVIII веку (полемика между Иоганном Кристофом Готчедом, Иоганном Якобом Бодмером и Иоганном Якобом Брайтингером о «чудесном»).

В Англии в конце XVII века господствовал поэт, драматург, критик, баснописец, сделавший основным размером английской поэзии александрийский стих и более других способствовавший утверждению в английской литературе эстетики классицизма, Джон Драйден (1631-1700). В 1694 году он начал работу над своим амбициозным проектом по переводу на английский «Сочинений Вергилия» (1697), которые были опубликованы по подписке. Публикация перевода Вергилия стала событием национального масштаба и принесла Драйдену 1400 фунтов стерлингов.

Рядом в Германии, где Тридцатилетняя война породила свой дадаизм, одновременно грубый и утонченный, «вечный студент» Христиан Рейтер публикует в 1696 году плутовской роман «Шельмуфский», чьи сатирические и фантастические преувеличения впоследствии окажут влияние на цикл рассказов о бароне Мюнхаузене. Католическая цензура вырезает из контролируемых изданий пару сцен романа, но пока еще не вносит произведение в «Список запрещенных книг».

Наверное, главным событием литературной жизни Европы 1699 года стал выход в свет «Приключений Телемака» Фенелона. Уже в 1699-1700 годах выходит ряд новых изданий в Париже, Брюсселе и Гааге. «Приключения Телемака» надолго становятся общеевропейским бестселлером, и его положение на книжном рынке даже не смог поколебать Гете своими «Страданиями юного Вертера». Роман интересен, помимо всего иного, также содержащимися в Х книге намеками, которые интерпретированы, как «Салентская утопия»: восстановление процветающей экономики за счет свободы торговли, реформирование сельского хозяйства (заселение неосвоенных земель), миролюбие, четкая социальная иерархия (общество разделяется на семь классов), регламентация костюма, питания, частной жизни, борьба с роскошью и изнеженностью, скромность и самоограничение народа (причем монарх в этом смысле должен подавать пример своим подданным). Вообще роман в завуалированной форме резко критикует абсолютизм Людовика XIV.

В 1697 году французский поэт, теоретик искусства и критик, член Французской академии с 1671 года, лишенный в 1695 году должности секретаря Академии надписей и изящной словесности, одним словом – Шарль Перро, от имени своего 19-летнего сына издал то, что впоследствии единственное будет ассоциироваться с его именем в глазах людей следующих столетий, а именно «Сказки матушки Гусыни, или Истории и сказки былых времен с поучениями». Литературная сказка, создателем которой можно считать Перро, непростое явление. На первый взгляд, автор лишь обработал ходячие фольклорные сюжеты (Золушка, Красная Шапочка, Мальчик-с-пальчик, Спящая красавица и др.), которые вполне мог позаимствовать из рассказов няньки. Но, во-первых, сама сказочность сюжета и фабулы должна осознаваться – понятно, что в обществе, не сомневающемся ни в колдовстве, ни в прочих чудесах, сказка станет былиной, а то и научным трактатом, следовательно, необходим рационалистический критический взгляд на сказку, которая теряет тем самым свою мифологическую серьезность. А во-вторых, появление литературной сказки именно в конце эпохи барокко не могло не привести к обработке сказочных сюжетов в соответствии с барочными эстетическими ценностями. Аутентичная народная культура (впрочем, что считать «изначальным»: архаику или классику жанра?) отличается грубостью, пошлостью, цинизмом и особым своекорыстием, которые претят любому литературному стилю, и этот стиль (барокко, классицизм, сентиментализм, романтизм, реализм, поиск «духовности» в народной культуре) неизбежно будет стесняться этого «первача-самогона», редактировать и «облагораживать» его – каждый раз в соответствии с меняющимися эстетическими и этическими представлениями новых школ. Шарль Перро убирает из сказочных сюжетов нарочитую жестокость, упрощает их и сдабривает неизбежной моралью, что приближает сказку к жанру басни. Фактически Перро ввел народную сказку в систему жанров «высокой» литературы.


Костры инквизиции мало-помалу рассеивали тьму средневековья. Спасибо: 0 
ПрофильЦитата Ответить
постоянный участник




Пост N: 12385
Зарегистрирован: 30.01.07
Откуда: Россия, СПб
Рейтинг: 6
ссылка на сообщение  Отправлено: 25.10.20 16:47. Заголовок: Долго придумывал так..


Долго придумывал также "барочное" название книги:

ДЕСЯТИЛЕТИЕ,
или Ученая книга о том, о чем говорили, думали, спорили, что читали люди 1690-х годов в Европе, какие книги запрещали, какие политические, религиозные, философские, научные идеи господствовали и боролись друг с другом, а равно об историческом фоне всех этих достопамятных событий.


Костры инквизиции мало-помалу рассеивали тьму средневековья. Спасибо: 0 
ПрофильЦитата Ответить
Ответов - 84 , стр: 1 2 3 4 5 All [только новые]
Ответ:
1 2 3 4 5 6 7 8 9
большой шрифт малый шрифт надстрочный подстрочный заголовок большой заголовок видео с youtube.com картинка из интернета картинка с компьютера ссылка файл с компьютера русская клавиатура транслитератор  цитата  кавычки моноширинный шрифт моноширинный шрифт горизонтальная линия отступ точка LI бегущая строка оффтопик свернутый текст

показывать это сообщение только модераторам
не делать ссылки активными
Имя, пароль:      зарегистрироваться    
Тему читают:
- участник сейчас на форуме
- участник вне форума
Все даты в формате GMT  2 час. Хитов сегодня: 3
Права: смайлы да, картинки да, шрифты да, голосования нет
аватары да, автозамена ссылок вкл, премодерация откл, правка нет



Создай свой форум на сервисе Borda.ru
Текстовая версия