Отправлено: 17.06.19 19:29. Заголовок: Подробности современного мира без Второй мировой войны

Опять обращаюсь к теме развилки, которая отменит вторую мировую войну. К созданию антигерманской коалиции летом 1939 года. Великобритания. Франция, СССР и Польша. Италия – союзник для Германии никудышный (именно в августе Муссолини осознал – на основании докладов ведомства по военной мобилизации – ограниченность ресурсов и счел за правильное не участвовать в войне – до лета 1940, но поражение Франции системно изменило ситуацию в Европе). Венгрия – столь же сомнительна. Ни Югославия, ни Румыния, ни Болгария летом 1939 никаких особых прогерманских настроений не проявляют. Испания медленно приходит в себя после войны. США... ну, есть горе-геополитики (назвать их историками не получается), которые считают, что США была выгодна война в Европе, но, вне зависимости от "выгод" никаких реальных рычагов влияния на ситуацию за океаном в Вашингтоне не имеют. Их главная проблема в этот период – Япония и ее китайская политика. Китай для США важен в качестве рынка сбыта и противовеса Японии. СССР также на стороне Китая. Казалось бы, только авантюризм Гитлера и... пакт, да пресловутый пакт 23.08.1939 мог переломить ситуацию.

Итак, развилка: весной 1939 советская внешняя политика сохраняет свое основное направление - "единый антифашистский фронт" с социал-демократами и даже левыми либералами. Летом переговоры с Великобританией и Францией завершаются подписанием Пакта о европейской обороне, недвусмысленно направленного против любых новых перекроек европейских границ, а, следовательно, против Германии. К концу августа она оказывается во внешнеполитической изоляции. 1 сентября 1939 года останется обычным днем мировой истории (Япония зализывает раны Халхин-Гола, террористическая кампания Ирландской республиканской армии на территории Англии пошла на убыль, установление в Сирии военного режима генерала Вейгана, из рядов чилийской армии уволено 36 генералов и офицеров, замешанных в событиях, связанных с попыткой государственного переворота 25 августа, в Китае на фоне военных действий свирепствует эпидемия холеры). Гитлер не решился выступить сразу против Польши, СССР, Франции и Великобритании (генералитет при этом дружно высказался против войны).

Далее. Конечно, не стоит считать (как часто думают авторы альтернативных развилок), что прохождение "опасного периода" автоматически устраняет проблемы и противоречия, приведшие к "отмененному" событию. Война Германии с союзниками (включая СССР) теоретически могла начаться и в 1940, и в 1941 году. Но меняется ситуация в самой Германии. Гитлеру предстоит еще пережить 8 ноября 1939 года, когда он вполне может стать жертвой взрыва бомбы в мюнхенской пивной Бюргербройкеллер, установленной столяром Эльзером. В реальной истории Гитлер очень торопился (военное время!) и ограничился небольшой речью, здесь же взрыв и гибель (вариант: тяжелое ранение, несовместимое с полноценной политической деятельностью) Гитлера весьма вероятны. Не останавливаясь на теме посмертного культа Гитлера в самой Германии (что даст поживу ревизионистам лет так через 20-25) и кое-где за рубежом, следует рассмотреть вопрос о "преемнике". Таковых может быть минимум двое: во-первых, заместитель фюрера в НСДАП Рудольф Гесс и скромная "темная лошадка" Мартин Борман. Известный вес будут иметь Геринг, Геббельс и Гиммлер, но основная борьба в ближайшие годы развернется между двумя первыми лицами. Я полагаю, мало-помалу Борман "переиграет" Гесса, и бегство последнего из страны случится примерно в те же сроки, что и в реальной истории, но уже по иной причине. Новый фюрер, однако, столкнется с существенными экономическими проблемами. Экономика Германии в 1933-1939 годах строилась на мобилизационной модели, с расчетом на близкую войну и соответствующие трофеи. Этого не происходит, и, как и любая экстенсивная модель развития, германский национал-социализм оказывается в ситуации кризиса и упадка. Борман не имеет харизмы Гитлера, внутренняя грызня в руководстве (в котором он лишь первый среди равных) с каждым годом обостряется, равно как и социально-политические протесты. Рабочие все чаще бастуют, крестьяне требуют окончательного завершения раздела помещичьих земель (в реальности, эта реформа была завершена в Германии лишь к концу 1944 года), подпольные политические партии начинают смелеть, а тот правоконсервативный консенсус, который позволил Гитлеру прийти к власти в 1933, разваливается, и немецкие консерваторы, опирающиеся на армию, начинают переходить в открытую оппозицию. Аналогичная ситуация в кругах германских дипломатов. Гесс из-за границы вредит Борману, где только может. Штрассер в Швейцарии на базе своего левонацистского Движения за свободу Германии пытается создать переходное правительство в изгнании. Само собой, СССР активно поддерживает немецких коммунистов и левое крыло социал-демократии. Борман понимает, что вермахт – его главный враг, и начинает производить усиление СС и одновременное сокращение численности вооруженных сил под предлогом раздутости военного бюджета. Его противники (справа и слева) находят в этом предательство национальных интересов, и около 1944 года (почему бы именно не 20 июля?) производят военный переворот. В этом варианте всемирной истории характер движения, стоящего за реализацией "операции Валькирия", будет более консервативным, ближе к Эрнсту Юнгеру, чем к Ольбрихту и даже Герделеру. После прихода к власти переходного военного правительства в Германии наступает эра ограниченной, но все же демократии. НСДАП не подверглась запрету, разве что арестованы ее лидеры, однако ее позиции на ближайших выборах значительно слабее, чем даже в 1930-1932. Дальнейшее развитие Германии имеет ряд веерных развилок. Приход к власти коммунистов очень маловероятен. Для этого опять необходимы системные кризисы и несколько иная внешнеполитическая позиция СССР. Более вероятны варианты создания нескольких провластных правоконсервативных партий массового типа с идеологией, близкой другим консервативным режимам Европы в этот период: польской "санации", югославскому королевскому режиму и др. При этом в стране проводятся выборы, и существует легальная оппозиция: возродившиеся национал-либералы, социал-демократы и коммунисты. НСДАП сдает позиции и к концу 1940-х разваливается на несколько враждующих группировок. Другой вариант: приход к власти германской социал-демократии, и реализация в Германии "скандинавской модели" (благо пример Швеции уже есть). И в первом, и во втором случаях, внешняя политика Германии подчеркнуто миролюбивая (заявлено о преодолении позорного Версальского мира и объединении большей части немцев – Австрия, Судеты, Мемель – в едином государстве). Не исключено усиление унитаристских тенденций и борьбы с остатками партикуляризма.

 Отправлено: 31.07.23 08:53. Заголовок: click here<ifram..

 Отправлено: 31.07.23 08:57. Заголовок: click here..

 Отправлено: 02.08.23 10:32. Заголовок: (продолжение) Ещ..

(продолжение)




Еще одним поводом для беспокойства руководства НСДАП в отношении вооруженных сил стало резкое изменение ситуации в Средиземноморье. Война Италии и Греции летом 1941 перешла в позиционную стадию. Продолжались авиационные дуэли: этакий малый вариант «битвы за Англию» в нашем мире – за три года Греция потеряла 102 самолета (в основном британские и с британскими летчиками), Италия – 188 (итальянские и германские, часть с германскими летчиками). Фронт проходил южнее Тираны и Дуреса. По мере затягивания войны в Италии усиливаются экономические трудности и растут оппозиционные настроения. Когда в мае 1943 греческие войска взяли Тирану, в Италии возник заговор против Муссолини во главе с королем Виктором Эммануилом III. Как и в нашем варианте истории, Муссолини был отстранен от власти и арестован в конце июля 1943. На заседании Большого Фашистского Совета произошел раскол между сторонниками продолжения борьбы (8 голосов) и теми, кто требовал отставки Муссолини и замирения с Грецией на условии «статус-кво», т.е. оставив греческим властям Южную Албанию (19 голосов). Преемником Муссолини, как и в нашей реальности, стал Бадольо, знаменитый своим участием в Абиссинской кампании. Бадольо сразу же предложил греческому правительству перемирие. В Эфиопии партизаны усиливают атаки на итальянские гарнизоны, и в начале августа освобождают Аддис-Абебу. На переговорах с негусом итальянская делегация предложила новое соглашение, согласно которому почти вся территория Империи Эфиопии получает независимость, кроме Огадена, сохраняющегося в составе Итальянского Сомали, но эфиопы категорически отвергли эти условия. События в Эфиопии привели к росту популярности созданного еще в 1930-х годах на Ямайке растафарианства, в т.ч. в США (гораздо ранее 1970-х годов в нашем варианте истории). В конце 1943 большая группа американских негров, в т.ч. ветеранов мировой войны, отправилась в Эфиопию на помощь повстанцам, которые продолжали наступление в Эритрею и Огаден (здесь сомалийцы поддержали итальянскую сторону, и война затянулась). Негус в октябре 1943 прибыл в свою столицу из 7-летней эмиграции. Британские власти африканских колоний и власти Французского Сомали оказывали эфиопским повстанцам всяческую поддержку.

Возможно, смещение Муссолини привело бы лишь к смене одного дуче на другого в рамках того же фашистского режима, но все изменило германское вмешательство. Борман и Геринг полагали переворот июля 1943 началом отдаления Италии от Германии и категорически не желали лишаться своего главного и, по сути, единственного союзника (отношения с Венгрией за три года не стали более близкими, а Франко отдалялся от Германии). Геринг выступал за полномасштабное вторжение германских войск в Италию, но Борман, опять из опасений, что это усилит военных и ослабит его контроль над ними, принял решение об ограниченном вмешательстве: в основном оружием и небольшими группами специалистов. Отряд Отто Скорцени фатально-предсказуемо освободил Муссолини – история, как известно, стремится к гармонии (много лет спустя Гюнтер Грасс напишет об этом в обоих мирах: «Ну ладно, допустим, освобождение дуче походило на лихую гусарскую вылазку, но в остальном?» (МОЕ СТОЛЕТИЕ, 1999)), в Сало создана Итальянская социальная республика, которая (действительно, первая!) объявила войну Королевству Италия. Дуче еще более заострил антиклерикальную и антимонархическую направленность своей пропаганды. После недели беспорядочных боев и мелких столкновений фронт между войсками противников и сторонников Муссолини пролег через Рим (в этой войне не будет битвы за Монте-Кассино, но очень пострадает Рим, в т.ч. папский дворец). Казалось, повторяется история гражданской войны в Испании. В антифашистской зоне (все к югу от Рима и на Сицилии) явочным порядком легализовались левые и центристские политические партии. В страну возвращается до 1 млн. итальянских эмигрантов (именно поэтому парадоксальным образом население страны, пережившей кровопролитную гражданскую войну, выросло, а не сократилось). Папа и король объединились против Республики Сало. Коммунисты желали сразу же приступать к созданию системы Советов (к тому же им подчинялась большая часть партизанских отрядов на севере). Вновь появились боевые отряды троцкистов со всего мира. Другие левые склонялись к поддержке короля и созданию левой парламентской монархии. Католики создали Христианско-демократическую партию. Мафиози Сицилии попытались отделиться от Италии, и там тоже шли сражения (Джордж Оруэлл, прибывший в Палермо в качестве корреспондента Би-би-си, получил серьезное ранение). Правительства Великобритании и Франции заключили с Королевством Италия военно-политический союз. Греческие коммунисты в помощь своим итальянским соратникам сформировали добровольческий батальон (куда дезертировало немало греческих солдат из Албании). Ветераны американского батальона «Авраам Линкольн» вновь вернулись в Европу (американский журналист и писатель Хемингуэй получает еще одно ранение и в госпитале знакомится с Оруэллом – они оказались на соседних койках). СССР с оговорками признает правительство Бадольо, но советский посол требует расширения правительственной коалиции за счет левых партий. К этому требованию присоединились европейские демократии.

На другой стороне, кроме германского легиона «Готы», воюет вся правая и крайне правая Европа, в т.ч. ирландские «Синие рубашки», бельгийские «рексисты» и многочисленные французские группы фашистов (Пьер Дриё ла Рошель и Луи-Фердинанд Селин погибнут на проселочных дорогах Италии в 1944). Испанское правительство направляет целую «голубую дивизию» добровольцев («Вы помогли нам, теперь мы поможем вам»). Однако ни один правый режим в славянских странах Республику Сало не поддержал. В это время дискутируется вопрос о создании Славянской Антанты в составе Польши, Югославии и Болгарии, но инициатива не получила развития. А Греция и Югославия в конце 1943 году заключают договор о разделе Албании, но этому теперь уже противятся Франция и Великобритания.

Военно-техническая поддержка Италии предсказуемо разогрела германскую экономику, в 1943 промышленность после нескольких лет стагнации выросла на 12% (реал). Экономический рост, как это не странно, не сглаживает, а усиливает социальную напряженность: рабочие требуют увеличения зарплат и социализации производства. Революционные национал-социалисты начинают объединяться в отряды единомышленников, которые вооружаются (под предлогом отправки в Италию на «войну за будущее национал-социализма»). Партийная бюрократия НСДАП не в состоянии справиться с новыми общественными процессами. Именно она становится главной мишенью критики. Эта критика перерастает простое недовольство властями, зарождается (опять парадокс) та контркультура, которая через 25 лет породит в Германии и остальной Европе «весну городов», контркультурную и анархическую, но в отличие от революционного национал-социализма левую и интернациональную. Собственно, интернационализм уже провозглашен в многонациональных бригадах поддержки дуче в ходе войны в Италии. Те, кто начинал борьбу с коммунистами и прочими левыми под лозунгами патриотизма, государственности и национальной культуры, обнаружили, что «спасение Европы от большевизма» возможно только в условиях европейской интеграции и преодоления национальных границ, а равно – через отстранение окостеневшей бюрократии. Трактат Эрнста Юнгера «Мир», написанный летом 1944 и опубликованный сразу же после переворота июля 1944, навеян именно этими настроениями.

На этом фоне Борман выглядел откровенно слабо. Он не мог заменить собой Гитлера (ни харизмы, ни влияния не людей, к тому же он не был оратором), а его способности бюрократа и умение расставить на посты нужных людей мало что давали в новых условиях, когда критика режима перестала быть тихой и скрытной. К лету 1944 некоторые германские газеты уже открыто требовали антибюрократической революции, другие вяло полемизировали с ними. Редактор мог попасть за решетку по обвинению в критике существующего строя, но у него находилось достаточное количество высокопоставленных защитников, а однажды эсесовцы отбили своего сторонника-журналиста у гестапо, и ничего им за это не было. Историки полагают, что при отсутствии военного переворота Германию могла ожидать новая национал-социалистическая «антибюрократическая» и анархическая революция. В опубликованных в 1948 году дневниках Геббельса автор все чаще обращается к теме необходимости управлять этой новой революцией.

Хотя военный переворот 1944 года случился почти в те же календарные сроки, он заметно отличался от путча 1944 нашей реальности. В нашей реальности заговорщики 20 июля 1944 года действовали как пожарная команда в отчаянной попытке спасти хоть что-нибудь – военная повестка и совершенно безрадостная внешнеполитическая составляющая заставляли обращаться к экстренным мерам, и даже в случае успеха развитие событий по намеченному плану не было гарантировано. В той реальности армейские заговорщики, наоборот, не торопились и правильно все рассчитали: за 5 лет «коллективного руководства» НСДАП, а затем хозяйственного присвоения (Privatisierung) власти в Германии Борманом, разочарование в существующем строе настолько возросло, что идейных его защитников нашлось не так уж много. К тому же в первые часы переворота, как часто бывает, наблюдатели терялись в догадках относительно истинных причин переворота и его целей, а поэтому ждали не совсем того, к чему стремились путчисты. Для иностранных государств переворот не стал неожиданностью, сведения просачивались в разведки СССР, Великобритании, Франции и США с 1941 года, – вообще впоследствии германские и негерманские историки устроили соревнование по поиску и обнародования сведений о том, что о перевороте 1944 (или о «консервативной революции» 1944 года – это название устоялось к концу века) знали заранее все большее количество людей, и начинало казаться, что уже в 1941 единственным, кто ни о чем не подозревал, был сам Борман. Большее количество мемуаров подтверждало эту т.з. – конечно, мемуаристы писали постфактум, но все же. Для наблюдателей из-за рубежа переворот стал очередным событием в чреде путчей и комплотов эпохи – в одном ряду с переворотами 1923 – в Испании и Болгарии, 1926 в Литве, Польше и Португалии, 1929 – в Югославии, 1933 – в Австрии, 1934 – в Латвии и Эстонии, 1936 – в Греции и т.д. Хотя все эти успешные перевороты (а сколько переворотов не удалось) мало походили друг на друга, в обывательском сознании они сливались в общую картинку действий каких-либо решительных людей, которым надоело существующее положение. Германия 1944 года ни с кем формально не воевала, хотя оказывала существенную военно-техническую поддержку Итальянской социальной республике Бенито Муссолини, а потому с легитимацией нового режима проблем не возникло. Германия перепрыгнула в новую политическую эпоху.

Первоначально заговорщики из числа высокопоставленных военных планировали взрыв бомбы (вроде той, что уничтожила Гитлера в 1939), но полковник Клаус Шенк фон Штауффенберг (по причине отсутствия войны он не получил ранений и не был одноруким и одноглазым инвалидом) предложил более простой способ. Летом 1944 года Бормана заманили на военные учения в Восточной Пруссии. Поскольку до Бормана дошла информация о росте недовольства среди военных его программой сокращения численности вооруженных сил (с 1 млн. до 700 тысяч солдат и офицеров), что должно было компенсироваться ростом численности войск СС, но история с Геббельсом затруднила военную реформу, он с охотой воспользовался такой возможностью покрасоваться в военных лагерях. Во время доклада на позициях воинской части, верной заговорщикам, Штауффенберг открыл огонь по Борману и сопровождающим его лицам из обычного пистолета системы «Люгер», убив Бормана, Кейтеля и двух генералов. Смерть главнокомандующего вермахтом Кейтеля заговорщиками не планировалась. Предполагалось арестовать его и действовать от его имени, но убийство Кейтеля, который не участвовал в заговоре и, насколько можно судить, сохранял верность НСДАП, сняло последнее препятствие. Операция (ее назвали точно также, как и в нашей реальности – «Валькирия») предусматривала активные действия всех германских войск, которые после ликвидации (или ареста) Кейтеля должны были подчиняться его заместителю Вальтеру фон Браухичу, по пресечению беспорядков и нейтрализации любого сопротивления новым военным властям. Браухич еще в 1938 году участвовал в т.н. «сентябрьском заговоре» военных с целью смещения Гитлера в ходе Судетского кризиса, но всячески демонстрировал верность национал-социализму, и поэтому заговорщики сообщили ему лишь о необходимости чрезвычайных мер в случае гибели или скоропостижной смерти Бормана. Реальным лидером заговора был находящийся в отставке с 1938 года Людвиг Бек, а на него ориентировались остальные высокопоставленные военные участники заговора: Хеннинг фон Тресков, Ханс Остер, Рудольф-Кристоф фон Герсдорф, Франц Гальдер, Эрвин фон Вицлебен, Эрих Гёпнер и Вальтер фон Брокдорф-Алефельд, глава абвера Вильгельм Канарис.

Это действительно, как и в нашей реальности, был заговор аристократов-монархистов, но также, как в нашем мире, они не могли игнорировать другие антинацистские силы. Людвиг Бек контактировал с социал-демократами и даже, несмотря на свой принципиальный антикоммунизм, с коммунистами. Гражданское крыло участников заговора возглавлял (ничего отличного от нашей реальности) бывший бургомистр Лейпцига и бывший член Немецкой национальной народной партии Карл Фридрих Гёрделер. Гёрделер создал вкруг себя сообщество консервативных интеллектуалов (экономисты Эдуард Йоханнес Попиц и Пауль Лежен-Юнг, промышленник Карл Венцель, профессор, представитель фрайбургской школы неолиберализма Вальтер Ойкен, дипломат Кристиан Август Ульрих фон Хассель, известный немецкий историк Герхард Риттер), которых объединяла общая программа развития постнацистской Германии: твердая власть, не зависящая от партий и идеологий, либеральная экономика, миролюбивая внешняя политика. Что касается последней, то из нашего мира известны два характерных высказывания Гёрделера: «В нашем распоряжении нет настоящих союзников. Япония — это не союзник, а страна, которая хладнокровно извлекает выгоду из положения в Европе и в случае победы беззастенчиво уничтожит и германские интересы в Восточной Азии. Какую ценность представляет собой итальянский союзник, видно из моего отчёта о поездке в Италию; по существу же, Германии пришлось бы рассчитывать только на свои собственные силы» (6 августа 1939 года) и «Центральное положение в Европе, численная сила населения и предельное напряжение производственной мощи гарантируют немецкому народу руководство европейским блоком, если только он сам не подорвёт это руководство неумеренностью или властолюбивыми манерами. Говорить о немецком сверхчеловеке-господине глупо и самонадеянно… Руководства Европой достигнет та нация, которая как раз уважает малые нации и умеет руководить их судьбами мудрым советом и мудрой рукой, а не жестокой силой» (январь 1941). Оба высказывания сделаны после майской развилки 1939 года, но оба они более чем вероятны и в этом мире.

Вопрос о монархии напрямую не ставился, но подразумевался в плане обеспечения твердой власти. Роль итальянского короля в устранении Муссолини в 1943 и румынской королевской диктатуры в отпоре железногвардейцам уже тогда привлекли внимание авторов заговора. Предполагалось, что конституционный монарх (вероятнее всего – внук последнего Гогенцоллерна, умершего в эмиграции в Нидерландах в 1941, Вильгельм Фридрих Франц Иосиф Кристиан Олаф Прусский, который – опять по причине отсутствия второй мировой войны – остался жив и жил в Германии, в 1944 ему исполнялось 38 лет) будет гарантом закона и политической преемственности, не допустит установления режима личной диктатуры и не будет зависеть от партий и идеологической борьбы. «Но, - возражали другие участники заговора, кто смотрел на монархию с большим скепсисом. – король Италии сверг того же самого человека, которого он за 20 лет до того сам же и назначил во главе правительства, королевские диктатуры в Румынии и Югославии мало чем отличаются от партийных, а в Германии монархист покойный президент Гинденбург не смог выполнить роль монарха-гаранта и был вынужден назначить Гитлера рейхсканцлером». Что касается социал-демократов, то те из них, кто не был против монархии, соглашались лишь на формальную власть реставрированного кайзера, сходную с власть британского монарха и не более, что выхолащивало суть замысла концепции «либерального монарха-гаранта»).

Надо заметить, что в Европе 1920-1930-х на фоне социальных революций монархические движения активизировались и привлекли немало сторонников, будь то республики (Португалия, Франция, Германия. Австрия) или монархии (Румыния, Югославия, Испания), в Венгрии формальное восстановление монархии ограничилось регентством, а в Греции шла непрерывная борьба сторонников монархии и республики еще с времен первой мировой войны. У монархистов были свои программы модернизации соответствующих стран, которые они даже пытались воплотить в жизнь (самый крупный из таких проектов – в Югославии), но затем на большей части Европы монархическое движение было уничтожено в ходе военных действий и послевоенных политических процессов (в Восточной Европе у монархистов однозначно не было шансов по причине полной несовместимости монархии и советского строя, и даже Сталин – к огромному удивлению современных неосталинистов – оказался противником монархии, а в Западной Европе общая антифашистская демократизация и усилившаяся левая тенденция сбросила со стола всех правые силы, и монархистов в т.ч.) Здесь же, в условиях отсутствия крупных военных конфликтов, имеем для правых, включая монархистов, целый веер вариантов во многих странах, и наоборот позиции левых во второй половине ХХ века будут в принципе слабее.

Социал-демократы привлекали участников заговора 1944 года своей опорой на массы и тем, что помогали легитимизировать переворот в глазах неконсервативной части германского общества. Любопытным образом какая-то часть революционных национал-социалистов согласилась бы примкнуть к социал-демократам, но не принимала реставрацию монархии и экономический неолиберализм. Коммунисты в принципе не желали никаких сделок с монархистами и прочими правыми, но считали переворот желательным и дестабилизирующим «власть капитала». Католические и протестантские диссиденты были недовольны религиозной политикой НСДАП, а партикуляристы рассчитывали вернуть самоуправление и возродить германский федерализм. В общем и целом, сложилась уникальная ситуация, когда количество недовольных превысило количество довольных, а у недовольных оказалась реальная возможность совершить государственный переворот.

Писатель и политический философ Эрнст Юнгер не входил непосредственно в число заговорщиков, но с первых часов переворота развил такую активность и подготовил столько статей и выступлений, оформляющих переворот 1944 года как истинную «консервативную революцию», что сам лично считал себя едва ли не идейным руководителем всего движения. Его кредо: антибюрократизм, недопустимость единоличной власти, избавление от наследия «кнёболо» (этим презрительным нижнесаксонским словечком Юнгер удостаивал Гитлера). Эти претензии Юнгера на идейное руководство переворотом 1944 года впоследствии будут оспариваться, и в 1986 грядет судебное разбирательство с журналистом, назвавшим Юнгера лжецом. Но все это будет в неведомом для человека 1944 года будущем, а в жаркие дни июля (лето 1944 года в Европе действительно было жарче нормы) все виделось несколько иначе.

До командиров отдельных военных частей вермахта вечером того же дня, когда был убит Борман, довели информацию о гибели Бормана и Кейтеля и приказ действовать с целью предотвращения мятежей, с каких бы сторон они не произошли – а именно, занять правительственные учреждения, газеты, радио (и все три телецентра – в Берлине, Гамбурге и Вене), подчинить себе местную полицию и ждать указаний из Берлина. Впоследствии историки будут раскапывать мельчайшие сведения о неповиновении отдельных членов НСДАП новым военным властям, но эти «блохоискания» хорошо показывают, насколько слабым было сопротивление нацистов. Большинство из них сочло гибель Бормана несчастным случаем на учениях (высказывалась еще более экзотическая т.з., что Кейтель и Борман разругались, и их охрана открыла огонь друг по другу), и на военных в первые часы смотрели как на силы поддержания порядка. Если не считать нескольких инцидентов в провинции, только в Берлине случились серьезные столкновения. Йозеф Геббельс сразу же понял, что военный переворот – это конец национал-социалистического режима, а поэтому попытался оказать активное сопротивление. Берлинская радиостанция и телецентр, уже занятые военными, не пропустили в эфир его сообщения, и тогда его сотрудники в здании управления Берлинского гау НСДАП начали обзванивать по телефону районные организации НСДАП и призывать всех национал-социалистов идти к зданию Имперской Канцелярии.

После смерти Гитлера реализация его амбициозного плана перестройки Берлина замедлилась. Этому способствовал финансово-экономический кризис 1939-1941 и разность взглядов коллективного руководства НСДАП на будущее германской столицы. Лишь в 1942 Борман вернулся к плану Welthauptstadt Germania, но за два года мало что было сделано. 12 километров оси Восток-Запад были готовы еще ко дню рождения фюрера в 1939 году. Колонна победы была перенесена с Кёнигсплац на площадь Большая Звезда и увеличилась в высоту на 7,5 метров. На пересекающей ось Восток-Запад оси Север-Юг еще только велись подготовительные работы по строительству Триумфальной арки и Большого Зала Рейха. Гигантский аэропорт Темпельхоф, Олимпийский стадион и здание Министерства авиации уже существовали к моменту начала осуществления плана перестройки Берлина, а здание новой Рейхсканцелярии сдано было еще в январе 1939 года. Гесс, Борман и Геринг так и не поделили его, и как правило работали в своих прежних резиденциях – например, рейхспрезидента и рейхсканцлера Геринга военные арестовали в здании Министерства авиации.

«Телефонный митинг» собрал у здания Берлинского гау несколько сот человек, которые под руководством хромого Геббельса с партийным знаменем двинулись к Имперской Канцелярии (впоследствии этот образ использует в своем романе сын Томаса Манна Клаус Манн). Геббельс рассчитывал с балкона рейхсканцелярии распропагандировать военных и с их помощью взять власть в Берлине, а затем во всей Германии (люди все еще мыслили категориями идеологических баталий прошлых десятилетий). В районе канцелярии их встретил заслон военных, которые открыли огонь – с каким-то карикатурным куражом повторилась ситуация, схожая с пивным путчем 1923 года. На сей раз главный зачинщик погиб (с ним погибли его ближайшие сотрудники Артур Герлитцер, Йоханнес Энгель и Герхард Шах, а его сторонники рассеялись. В это самое время арестованного в здании Министерства авиации Геринга отвезли на радио, где он выступил с обращением, призвав немцев «сохранять спокойствие и не участвовать в драках». Поскольку в этой же речи Геринг резко высказался о Бормане и его политике, считается, что тем самым он отрекся от национал-социализма. Затем Людвиг Бек заставил его написать заявление об отставке и о передаче власти самому Беку. После Геринга отвезли в здание телецентра компании «Рейхспост», где в этот момент шла ежедневная передача про идеальную арийскую семью «Вечер у Ганса и Гелли» (реал), и он еще раз в прямом эфире (ряд историков это оспаривает) обратился к населению Германии. С лета 1939 осуществлялась программа доступного для широкой аудитории телевещания, и 5 лет спустя в Германии насчитывалось до 1 млн. телеприемников. В 1940 году было достигнуто качество изображения в 1029 строк с переходом строки при 25 сменах кадров в секунду. К слову, Геббельс телевидение недолюбливал, поскольку плохо выглядел на экране.

Еще одно крупное столкновение произошло в западной части Берлина между войсками, верными заговорщикам, и полком «Великая Германия», которым командовал тот самый Отто Эрнест Ремер, который в нашей реальности помещал заговору 20 июля. В перестрелке погибло с обеих сторон 22 человека, сам Ремер ранен и сдался. Больше всего военные опасались противодействия войск СС, но вопреки всем беспокойствам, ни одно подразделение не попыталось оказать сопротивления – они не получали никаких приказов, а тот, кто должен был эти приказы отдать – Зигфрид Каше на легкомоторном самолете попытался сбежать из страны и погиб в авиакатастрофе.

 Отправлено: 07.08.23 09:55. Заголовок: (продолжение) Ч..

(продолжение)





Через сутки в Германии формируется новое правительство.  Заговорщики настолько строго соблюдали конспирацию, что некоторые будущие члены правительства узнали о своем назначении только в день переворота, а Курта Шушнига доставили в Берлин из концентрационного лагеря Заксенхаузен (правда, в Заксенхаузене ему разрешали жить в отдельном доме вместе с женой и детьми) – деталь, которую впоследствии излишне романтизировали кинематографисты.  Поскольку заговорщиками предполагалось первоначально восстановление монархии, имперским регентом и генерал-губернатором стал Людвиг Бек.  Он же занял пост главнокомандующего вермахта и сразу же отдал приказ о разоружении войск СС и СА.  Беку напрямую должны были подчиняться: Президент Рейхсбанка (Карл Блессинг, занимавший этот пост с 1937 по 1939), Председатель Верховного суда (на эту должность был назначен религиозный деятель Исповедальной церкви – адвокат Ганс Кох), Председатель имперского военного трибунала (генерал Ганс Пауль Остер), начальник полиции (генерал Хенниг Герман Роберт Карл фон Тресков) и начальник управления имперской прессы (дипломат Отто Кип).  Этот новый состав имперского руководства провозгласил «переходный период» и взял на себя ответственность за страну.



Правительство Германии возглавил правый консерватор Карл Фридрих Герделер (хотя некоторые заговорщики даже предлагали на эту должность социал-демократа – живущего на полулегальном положении с 1937 года Юлиуса Лебера).  Вице-канцлером назначен

социал-демократ Вильгельм Лойшнер.  Министром иностранных дел стал беспартийный дипломат Ульрих фон Хассель (в нашей реальности заговорщики 20 июля 1944 планировали на этот пост Шуленбурга, но поскольку второй мировой и соответственно Великой Отечественной войн не случилось, Шуленбург в 1944 по прежнему занимает свой пост посла в Москве), министром внутренних дел – социал-демократ Юлиус Лебер, министром юстиции – член запрещенной Партии центра – Йозеф Вирмер, министром финансов – близкий друг Герделера беспартийный Эвальд Лозер, министром экономики и труда – Пауль Лежен-Юнг, министром продовольствия – монархист Герман Фрайхерр фон Люнинк, министром сельского хозяйства – католик Андреас Гермес, министром культуры – Курт Шушниг (тем самым обеспечивалось представительство австрийских политиков, ведь терять Австрию германское руководство категорически не желало), министром транспорта – бывший в 1932-1933 гг. министром юстиции Германии католик Отто Ленц, министром реконструкции – национал-социалист Альберт Шпеер.  Как видим, основные политические партии веймарского периода были представлены в правительстве (Герделер и три его приближенных, 3 католика и 2 социал-демократа).  Для контроля над министерствами в каждое из них Людвигом Беком назначены государственные секретари – эта практика была позаимствована из предыдущей эпохи.



Имперский регент также подписал указ о созыве рейхстага.  Здесь юристы столкнулись с существенной проблемой.  Состав действующего рейхстага (избранные в 1942 году 876 депутатов, в т.ч. 856 национал-социалистов) не мог быть сохранен при новой власти, однако, во-первых, было не совсем понятно, какой из прежних составов рейхстага может быть признан легитимным, а во-вторых, что делать с депутатами от присоединенных к Германии территорий – Австрии, Судет, Мемеля и Данцига.  После долгих консультаций согласовали решение, по которому легитимным считался состав рейхстага, избранный 5 марта 1933 году, причем без представительства Коммунистической партии Германии, но до самых новых выборов весь рейхстаг как таковой переводился в совещательный статус и не мог самостоятельно принимать законы.  Главой этого совещательного органа утвердили социал-демократа Пауля Лебе.



Опубликованная новым режимом декларация содержала осуждение национал-социализма и прежде всего личной власти Бормана, что создало, опять же, определенную невнятицу, и многие рядовые члены НСДАП были уверены в том, что переворот совершился исключительно с целью устранения Бормана.  В части декларации, посвященной планам и стремлениям нового правительства указывалось на «обеспечение более широкого представительства германского народа», «достижение политической стабильности путем возрождения традиционных форм правления» и «закрепление осуществления национальных устремлений».  Все еще находящийся в Берлине американский журналист Ширер назвал документ (процитировав его в своей книге ВЗЛЕТ И ПАДЕНИЕ НАЦИСТСКОГО РЕЖИМА, 1960) образцом бюрократической абракадабры.  Тем не менее подавляющее большинство немцев восприняли переворот спокойно и даже положительно.  Помимо тех немногочисленных активистов НСДАП, которые выступили против новых властей, арестованы были ближайшие сотрудники Бормана: Ламмерс, Кальтенбрунер и Гейдрих.  Разоружение войск СС также прошло без инцидентов.



Роспуск НСДАП оказался не таким простым делом, как предполагалось.  За время, прошедшее после смерти Гитлера, численность членов партии увеличилась с 5,3 млн. до 8 млн., и отделить организацию от государственных структур представлялось весьма сложным.  Отчасти в этом деле «помог» сам Борман, который считал необходимым отделить руководящие органы НСДАП от правительственных учреждений с целью более эффективного контроля первых над вторыми.  В указе имперского регента о роспуске НСДАП указывалось, что партия не выполняет свои функции, и любой ее член может организовать новую партию, как только пожелает.  Удивительно, но и это решение было воспринято большинством членов НСДАП как закономерная борьба против окостеневшей партийной бюрократии и в качестве меры по обновлению партии (многие до самого последнего момента считали авторов переворота просто недовольными Борманом генералами).  «Немцы вообще – законопослушный народ, – писал впоследствии германский журналист, - но в этой истории они проявили фантастический конформизм».  Однако ряд организаций НСДАП, преимущественно в Силезии, Померании и Восточной Пруссии, отказались выполнять распоряжение о роспуске, а один из городков в Нижней Силезии был захвачен и удерживался местной организацией НСДАП в течение двух суток.



С партийным строительством в целом новый режим определился далеко не сразу.  Высказывалась точка зрения о необходимости сохранения закона 1933 года о запрете создания новых политических партий, о выборах рейхстага и прочих органов власти на беспартийной основе, но социал-демократы и католики в правительстве высказались категорически против.



Следующими решениями имперского руководства во главе с Беком стала отмена административной реформы 1943, декларирование свободы религиозной деятельности и освобождение заключенных концентрационных лагерей, которых в июне 1944 насчитывалось 53 тысячи.  Однако, сохранялся запрет на деятельность Коммунистической партии Германии, и не были формально отменены антиеврейские законы, поскольку новые режим опасался репутации «еврейского заговора».  При этом фактически многие антиеврейские законы перестали действовать.  Социал-демократы во главе с министром внутренних дел Юлиусом Лебером подготовили законопроекты о полной отмене антиеврейских законов, но правительство Герделера, а тем более имперское регентство отказалось их рассматривать – хотя преследования евреев сразу же после переворота прекратились, проблема замалчивалась до начала 1970-х.



В составе Германии стали возрождать прежние свободные государства (вообще слово «свободный» стало чуть ли не самым главным политическим термином в политической системе Германии – его использовали для своего названия дюжина партий и сотни прочих организаций).  Баварцы снова получили единую Баварию, хотя пришлось отказаться от Пфальца, объединенного с Сааром в новую автономную землю, а Курт Шушниг потребовал восстановления самоуправления в австрийских гау и объединения их в единую административную единицу под названием Австрия, а не Остмарк, угрожая своей отставкой, и добился своего.  Планы разделить Пруссию на собственно Пруссию, Ганновер и Рейнланд неоднократно обсуждались, но были отложены.  Были также восстановлены мелкие государства Центральной Германии – Анхальт, Брауншвейг, Липпе и даже Шаумбург-Липпе.  Часть Судетеланда вошла в состав Саксонии, часть (моравская) – в состав Пруссии, которую, естественно, помешанные на прусском духе военные также возродили.  Правительство Богемии и Моравии получило из Берлина предложение о сохранении статуса Протектората, но с определенными свободами, в т.ч. в культурном, языковом и экономическом плане.  Манифестации чешских студентов, требовавших независимости, осенью 1944 власти разогнали.



В первые месяцы после переворота правительство старалось сохранить свой коалиционный характер и не трогать деятелей НСДАП – те из них, кто занимал государственные должности, в большинстве их сохранили, лишь партийные функционеры полностью потеряли власть и доходы.  Амнистия распространилась на всех заключенных концентрационных лагерей и большую часть заключенных тюрем, из эмиграции начали возвращаться социал-демократы и другие политические беженцы, в т.ч. коммунисты, чья партия по прежнему пребывала под запретом, но эмиссары правительства дали понять Рудольфу Гессу и развившему в Швейцарии бурную деятельность Отто Штрассеру, что их возвращение в страну нежелательно.



Осенью 1944 явочным порядком возрождаются запрещенные политические партии и появляются новые.  Веймарская конституция вообще не упоминала (в отличие в Конституции ФРГ 1949 года из нашей реальности) о политических партиях, и имперское регентство, желавшее как можно меньшей роли партийных идеологий в новой Германии, требовало сохранить этот «беспартийный» характер политической системы.  Самой крупной из новых политических партий сразу же стала СДПГ, которая также стремилась привлечь партийные массы КПГ и часть революционных национал-социалистов.  В октябре 1944 объединительный съезд в Лейпциге закрепил объединение с СДПГ австрийских социал-демократов и судетских социал-демократов, создавших в гитлеровские времена эмигрантский центр в Швеции.  Возродить догитлеровскую католическую Партию центра, а тем более создать крупную христианскую партию, объединяющую католиков и протестантов, не получилось.  В нашем варианте истории ХДС возникла на пепелище (в т.ч. на политическом пепелище) Германии весны-лета 1945 в сотрудничестве с западными военными властями, и свой характер прозападной и проамериканской партии ХДС сохраняет даже в начале XXI века.  Здесь же движение Исповедальной церкви, настроенное антинацистски и доброжелательно к новому режиму, отделило протестантов от католиков и при этом сдвинулось влево – к христианскому социализму.  Правые протестанты (среди которых были также «немецкие христиане» нацистских времен) не смогли найти общий язык ни с исповедальным движением, ни с католиками.  В Баварии, где вышли из подполья местные монархисты, народники и прочие партикуляристы, возник блок сторонников максимальной автономизации, и то же самое наблюдалось в Австрии.  К концу 1944 года (помимо двух десятков мелких) в Германии действует шесть партий, которые претендуют на наследие Центра: Народная партия (Исповедальное движение) во главе с Бонхеффером и Нимеллером, небольшая партия Христианско-демократическое содружество (правые протестанты) во главе с Карлом Арнольдом, Вальтером Дирксом и Якобов Кайзером, отвергнувшая христианский социализм, Центристская партия, объединяющая либеральных католиков Рейнской области, правокатолическая Баденская Христианско-Социальная Народная Партия, баварская коалиция Христианско-социальный союз, объединившая всех баварских партикуляристов, включая католиков, и Партия австрийской независимости, возникшая на основе австрофашистского Отечественного фронта и ориентировавшаяся на Шушнига в правительстве Рейха.  Вместо ХДС нашей реальности на Рейне возникает крупная Свободная консервативная партия, опирающаяся на наследие классического немецкого консерватизма XIX века, федерализм, умеренный патриотизм, умеренный монархизм, концепцию свободной торговли и теории Австрийской экономической школы (ее возглавили Герделер и его соратники).  Создать единую либеральную партию в Германии ни в 1940-х, ни позже также не получилось.  Правых либералов, в т.ч. национал-либералов, объединила известная из нашей истории Свободная демократическая партия во главе с Францем Блюхером, левых либералов (которые чаще именовали себя свободомыслящими) – Либерально-демократическая партия Германии во главе с Вильгельмом Кюльцем, а также появились еще несколько мелких региональных партий в Бремене, Рейнланде, Сааре и Пфальце.  Союз экономической реконструкции (известный также из нашей реальности) ориентировался на свободных консерваторов.



Подавляющее большинство членов НСДАП либо перешли в другие партии, либо отошли от политики, но несколько групп начали ожесточенную борьбу за гитлеровское и бормановское наследие.  Непримиримые национал-социалисты призывали к борьбе с правительством, в т.ч. вооруженной, и в декабре 1944 были произведены первые аресты среди национал-социалистического подполья (главным подозреваемым стал Вернер Науман, также арестованы освобожденный ранее Гейдрих, Вернер Бест и Герберт Лухт).  «Ядерные» национал-социалисты (создавшие организацию «Ядро НСДАП») были настроены на легальные формы борьбы, в т.ч. на выборах (первые социологические опросы в 1945 показали уровень популярности режима Третьего Рейха до 30%), но их ряды расколол спор «гитлеровцев» и «бормановцев».  «Гитлеровцы» призывали «назад в тридцатые» и критиковали бормановцев за бюрократизм и выхолащивание национал-социалистической идеологии, те в свою очередь обвиняли Гитлера в авантюристической внешней политике, которая вела к новой войне на два фронта, и противопоставляли этому дипломатию Бормана, который сумел мирным путем присоединить Данциг и замириться с Польшей.  Часть национал-социалистов считала возможным союз с правыми деятелями военного режима и имперского регентства, но почти все национал-социалисты отрицательно относились к реставрации монархии.  Революционные национал-социалисты выдвинули лозунг «назад в двадцатые» и призывали к новой национал-социалистической революции.  Часть из них «реабилитировала» Эрнста Рема, часть – ориентировалась на штрассеристское Движение за свободу Германии, созданное в эмиграции в Швейцарии (штрассеристские национал-социалистические движения в это время действуют в ряде стран Европы, в т.ч. в Швеции (реал)).  Деятели «консервативной революции» в основном пытались публицистически воздействовать на имперское регентство, но появляются многочисленные низовые организации «имперцев» и «социалов».  Эрнст Юнгер активно поддерживал движение за автономию Ганновера и Нижненемецкую земельную партию.



При этом, на удивление, крупных политических, а тем более вооруженных конфликтов, в Германии не происходило.  Даже забастовки пошли на убыль, поскольку социал-демократы надеялись на скорую победу своей партии на выборах и не хотели злить правых раньше времени.  Коммунисты, чья популярность явно сократилась, ждали директив по линии Коминтерна (Коминтерн продолжал существовать, поскольку в 1943 году этого мира не было никаких оснований для его роспуска), но их не было.  В советском руководстве продолжали повторять заезженную пластику о «народном фронте», что фактически в условиях сохраняющегося запрета на деятельность КПГ означало поддержку СДПГ, руководство которой отвергало сотрудничество с коммунистами.  Только в начале 1945 московское руководство обнаружило провальность своей стратегии, и была предложена другая стратегия – на раскол СДПГ.  Попытка воссоздать Независимую социал-демократическую партия Германию и под ее маркой легализоваться у коммунистов сорвалась.  Троцкисты сумели легализовать свою Независимую рабочую партию Германии. Группа левых антисталинских коммунистов воссоздала Союз «Спартак».  В конце концов КПГ удалось создать союз с мелкой Социалистической рабочей партией Германии, который в Москве громко именовали «народным фронтом Германии, представляющим интересы всех трудящихся».  У левых и у национал-социалистов была надежда на крестьянское движение, памятуя борьбу крестьян с банками и оптовыми закупщиками в Шлейзвиге-Голштинии в 1928-1930 гг, которое пользовалось поддержкой крайних партий, и действительно на севере Германии возникла новая Крестьянская народно-демократическая партия, выступавшая за интересы селян, снижение налогов и повышение закупочных цен на сельхозпродукцию.  Лидеры партии отвергли все попытки «городских» партий приручить крестьянское движение и поддерживали любые инициативы – от крайне правых до крайне левых, вне зависимости от их идеологических источников, лишь бы те шли на пользу крестьянству.



Но не стоит думать, что партийные страсти осени 1944 были главным содержанием общественной жизни Германии.  Главным вопросом, который с каждым месяцем обострялся, стал вопрос реставрации монархии.  В своих мемуарах, вышедших в 1971 году в издательстве Suhrkamp Verlag, граф Штауффенберг говорит, что, если бы решение о реставрации монархии было принято сразу же после устранения Бормана, большинство немцев приняли бы его как свершившийся факт, и дело было бы сделано.  Но в окружении Людвига Бека, который все больше склонялся к коллегиальности, не желая брать на себя единоличную ответственность, неожиданно началась дискуссия на тему надо ли возрождать монархию, и если возрождать, то какую?  Ольбрихт и фон Тресков выступили против (фон Тресков вообще имел репутацию «замечательного космополита» - реал!), Герделер также колебался, считая, что монархия в Германии должна быть только конституционной, вроде британской или шведской.  Это породило следующую длительную дискуссию о самом характере власти в Германии.  Фюрерство, в том числе в его бюрократическом бормановском варианте, отвергалось всеми, кроме нацистов-реставраторов.  Была выдвинута концепция «плебисцитарного правления», основанная на частом проведении по всем, сколько-нибудь важным вопросам плебисцитов, чтобы народ не мог обвинять политиков, становящихся лишь исполнителями его воли (швейцарский вариант).  Плебисцитарии также считали необходимым усиление земельных властей против имперских.  С ними спорили «парламентарии», требовавшие возвращения к парламентской умеренной демократии, но тут же возникал вопрос о ее вершине – кайзер, рейхспрезидент или все же рейхстаг должны венчать пирамиду власти и принимать окончательные решения.  Клуб Второго Рейха, возникший в декабре 1944, высказывался за сильную власть монарха (или даже совета монархов отдельных королевств в составе Германии), поскольку только сильная верховная власть, не зависящая от выборов и партий, способна предотвратить приход очередного фюрера-демагога (перед ними был пример Италии, а также тенденций развития политической системы в Испании, где Франко готовил референдум о монархии (состоялся в обоих мирах в 1947), и многие даже полагали, что после этого дни Франко во главе Испании сочтены).  Прусским клубом, с учетом того, что Вильгельм II в 1918 отрекся от императорской короны, но не от короны Королевства Пруссия, была предложена также схема «республики монархий», а именно Германский Рейх становился федерацией отдельных королевств и великих герцогств, чьи монархи формировали возрожденный Рейхсрат, но не имели абсолютной власти (подобная система позже возникнет в Федерации Сингапура и Малайи и Федерации эмиратов Арабского залива под властью британской короны).  Левые либералы и социал-демократы, а теми более коммунисты, смотрели на эти дискуссии со скепсисом, соглашаясь в крайнем случае лишь на парламентскую монархию с символической властью монарха.  11 лет правления национал-социалистов воспринимались как курьезный зигзаг национальной истории, и очень быстро начали вытесняться из коллективной памяти немцев, не взирая на постоянные попытки неонацистов (так их стали называть уже в 1945 с легкой руки вышедшего на свободу Эрнста Тельмана) напомнить о себе.  Дополнительные дискуссии кипели вокруг полномочий и статуса имперского регента, которым стал Людвиг Бек (может ли он осуществлять ту же президентскую диктатуру, что и рейхспрезидент в 1930-1934 гг.? будет ли этот пост сохранен после реставрации монархии? как избирать или назначать имперского регента? не зависнет ли реальная реставрация монархии в Германии, как она зависла на десятилетия в Венгрии?)  В чрезвычайном декрете, изданном день переворота, полномочия имперского регента в целом приравнивались к полномочиям рейхспрезидента (подпись Геринга в числе других скрепляла документ, и это, по мнению многих современников и историков, помогло избежать гражданской войны в Германии в отличие от Италии), но сам этот институт стараниями Бормана утерял, начиная с 1941 года, свое верховное значение и авторитет.



Нетрудно догадаться что в 1945 году Велико-Германский Рейх (так он именовался с 1943) очень отличался от Германии – географического пространства нашей реальности в том же году.  Территория – 586 тысяч кв. км. (за вычетом Богемии и Моравии), население превысило 82 млн. человек, из которых немцы составляли 97%.  Неразрушенные города, неуничтоженные памятники архитектуры, непогибшие люди – наверное, попади средний немец из 1 мая 1945 года этой реальности в тот же день нашей реальности, он бы счел все вокруг совершенно нереалистическим кошмарным сном.  Поскольку между 1939 и 1945, несмотря на все политические перемены, образ жизни среднего немца переменился не сильно, людей по-прежнему занимали темы и вопросы прошлого, которые в нашей реальности перечеркнула война и поражение в ней: каков должен быть цвет национального флага (в 1944 вернули черно-красно-белый флаг 1933-1935 гг. – его в нашей реальности использовал в качестве своей символики просоветский Национальный комитет «Свободная Германия»), следует ли пересмотреть Конкордат с Ватиканом, какова должна быть правовая основа реституции земельной собственности Тевтонского Ордена в Австрии и Судетах? 



Но две научно-технические революции происходили на глазах у всех: телевизионизация вторгается в 1945 году в жизнь почти каждого немца, благо цены на телевизоры снижаются, и «народные телевизоры» становятся доступны большинству населения, а вторая революция была связана с деятельностью небольшого подразделения Концерна Германа Геринга.  Самого Геринга власти оставили в покое, и он ушел из политики (а мемуары напишет уже под конец долгой жизни в 1990-х).  Герингу даже оставили в управление его знаменитый концерн, несмотря на многочисленные попытки еврейских собственников конфискованных предприятий судиться с самим концерном и с германским правительством – лишь в начале 1970-х правление концерна, уже после ухода Геринга на пенсию, согласилось на выплаты компенсаций, вместе с другими германскими предприятиями, использовавшими принудительный труд и присваивавшими собственность, в т.е. еврейскую.  В 1942 году Борман согласился на предложение рейхсминистра авиации Эрхарда Мильха включить в состав концерна небольшое подразделение Heeresversuchsanstalt Peenemünde (полигон Пенемюнде), где велись разработки баллистических ракет.  Уже в начале 1944 ракеты фон Брауна совершают суборбитальные полеты (потолок высоты – 188 км).  Новое правительство Германии заинтересовалось проектами фон Брауна, и тот рассказал даже о своих планах создания космической станции тороидального типа с 60 членами экипажа.  Проекты метеорологических спутников также оказались востребованы.  Поскольку второй мировой войны не было, и Центр Пенемюнде не был присвоен победителями в ней, Германия уже во второй половине 1940-х значительно опередила другие страны в темпах развития космической техники.  Постольку, поскольку сведения о технических деталях работ в Пенемюнде просачивались в прессу и становились добычей разведок, в Великобритании, США и СССР также начались работы над космическими аппаратами, но фон Браун обогнал всех, и в 1950 его ракеты уже могли выйти на околоземную орбиту, а 5 мая 1953 года первый в мире – немецкий – космонавт совершил полет на корабле «Сатурн».  Эта дата стала в этом мире началом космической эры.  Как скажет в своих мемуарах Геринг, «нехватка жизненного пространства для Германского Рейха на земле предопределила полеты в космос».

 Отправлено: 11.08.23 21:29. Заголовок: (продолжение) В..

(продолжение)





В области внешней политики за первые полгода новое правительство Германии сразу же отказалось от поддержки режима Муссолини, и, хотя интернациональные фашисты-добровольцы еще какое-то время оказывали фанатическое сопротивление, в ноябре Республика Сало (дразнили ее точно также, как и в нашей реальности) пала, а Муссолини арестовали, судили и казнили. Адмирал Хорти нашел общий язык к Беком и Герделером, сохранялся режим «охраны» Государства Словакия и протекторат Богемии и Моравии, хотя автономия была расширена, и деятельность нескольких политических партий разрешена (опять за вычетом коммунистов). Западные страны, однако, не спешили сближаться с новым режимом, что-то надломилось в германской внешней политике – Германия оказалась одна, вне каких-либо военно-политических блоков. Антикоминтерновский пакт фактически развалился после свержения Муссолини, а ничего иного взамен внешнеполитическая мысль Германии замыслить не могла. В Европе достаточно сохранялось правых и крайне консервативных режимов, но все они (Польша в первую очередь) смотрели в сторону Берлина с недоверием. Герделер, к тому же, мечтал вернуться в концерт европейских держав и реанимировать нереализованный план четверного союза 1933 года (Великобритания, Германия, Италия, Франция). В Италии и Франции усиливались левые партии, которые желали видеть во главе Германии как минимум социал-демократов, а вовсе не консервативных монархистов, а Великобритания все еще не доверяла Берлину. Для СССР новый берлинский режим был столь же враждебен, как и предыдущий, национал-социалистический, но это ничуть не мешало укреплению и развитию торговых отношений.

В январе 1945 года в этом мире продолжалась война Японии с Китаем (японские войска веди ожесточенные бом за южные районы провинции Хунань), Эфиопия присоединила Эритрею, а британское правительство – Итальянское Сомали к Британскому Сомалиленду, президент Рузвельт в последний раз занял президентское кресло, на советско-афганской границе происходили перестрелки и атаки басмачей – собственно, январь 1945 ничем таким уж особым не запомнился, если бы не судебный процесс в Берлине. Родственники Бормана подали в суд на Штауффенберга, который полгода ходил в героях и даже хвастался убийством Мартина Бормана, и к ним присоединились родственники убитых им военных. Поскольку слово «легитимность» у нового правительства мелькало чаще всего, просто так отказать истцам, представить происшествие как нечто чрезвычайное, на которое не распространяются обычные законы, новое руководство Германии не смогло и нехотя начало 20-дневный процесс. Адвокаты Штауффенберга сразу же взяли обвинительный тон и представили Бормана в качестве государственного преступника, устранить которого от власти легальным путем не представлялось возможным. Чтобы не говорить об абстрактных жертвах нацизма вроде коммунистов или евреев, они сосредоточились на погибших в ходе событий 30 июня 1934 и на роли в них самого Бормана. Хотя предполагалось назначить его главным ответственным и не трогать членов распущенной партии, адвокаты истцов упрямо настаивали на законности действий имперского руководства НСДАП. Опять всплыли конфликты сторонников Гитлера со сторонниками Бормана, дошло до обвинений Бормана в организации убийства Гитлера в 1939 году, о чем открыто заявил швейцарским журналистам Отто Штрассер. И хотя эти люди-символы в обеих реальностях не были противниками, их сторонники готовы были уже убивать друг друга. Спор гитлеристов и борманистов сорвал восстановительный съезд Национал-социалистической партии свободы (такое имя ей дали желавшие реванша национал-социалисты), и в феврале гитлеристы создали свою отдельную Новую национал-социалистическую немецкую рабочую партию, а ряд других фракций покинули съезд Национал-социалистической партии свободы, обвинив ее руководство в бюрократизме и добровольной сдаче власти летом 1944. На 20-й день правительство Германии прервало судебный процесс, мотивируя это его опасностью для общественной безопасности. Однако множество ранее секретных материалов по истории НСДАП было предано гласности, а свидетельские показания родственников убитых в 1934 году стали публиковаться за рубежом и проникать в Германию самиздатом. Социал-демократы потребовали возобновления процесса, а после отказа Герделера и Бека покинули правительство. Июльский консенсус грозил развалиться, к тому же все левые партии требовали скорейших парламентских выборов, а в рейхстаге даже еще не решили, по каким законам их проводить.

Лишенный реальной законодательной власти рейхстаг 1933 года, в состав которого вошли также депутаты, избранные в Судетах, Мемеле и Данциге, и депутаты, представляющие австрийский режим Шушнига, наполовину состоял из социал-демократов, католиков, монархистов, баварских партикуляристов, и наполовину – из уже беспартийных национал-социалистов, часть из которых заявила об «исчерпанности» национал-социализма и необходимости сознания «новой свободной германской идеологии». На них пытались оказать влияние различные возродившиеся клубы и кружки «консервативных революционеров» из 1920-х, а Отто Штрассер утверждал, что большинство истинных национал-социалистов, ожегшись на гитлеровщине и бормановщине, пойдет за ним. Рейхстаг быстро выродился в пустую говорильню и трибуну для сведения личных счетов. Социал-демократы обвиняли монархистов в потворстве Гитлеру, те – напоминали социал-демократам об их позиции несопротивления установлению режима личной власти Гитлера, а социал-демократы в ответ пугали коммунистической угрозой, актуальной и в 1933, и в 1945. Военные, которые ничего не понимали в этих парламентских баталиях, грозились установить непарламентский режим, но на это не соглашался Герделер и его центр власти. «Хорошо, что мы не дали рейхстагу реальной власти». – как-то заметил Бек Герделеру. За полтора года рейхстаг рассмотрел дюжину проектов конституций Германского Рейха, но не смог договориться ни по одной из них. В конце концов Бек пригрозил роспуском рейхстага и сам, своей властью, назначил на январь 1946 выборы в земельные парламенты и городские советы.

В Берлине, Гамбурге и Вене победили социал-демократы, в Австрии, Баварии и Бадене – местные партикуляристские силы, в Данциге снова переизбрали в совет сторонников национал-социалиста Форстера, который был бургомистром в 1933-1942 – до присоединения Данцига в этой реальности к Рейху. В мелких городках и провинции в целом правые партии добились большинства, но создать единый список никак не получалось: католики не хотели сотрудничать с протестантами, а либералы – с консерваторами. Кое-где прошли кандидаты от формально беспартийных списков коммунистов, но немного, и это решило проблему легализации КПГ. Несмотря на приобретенную в нацистской тюрьме инвалидность (он почти ослеп), Эрнст Никиш создал в Берлине Прусскую социал-демократическую партию, которая получила 13 мест (из 130) в Городском совете Большого Берлина.

По замыслу Бека, ландтаги должны были делегировать своих депутатов в рейхстаг в количестве, равном его численности (502 депутата), и тем самым покончить с проклятьем веймарской фракционности, придав этому учредительному собранию законодательные инициативы новой Германии. Социал-демократы, которые теперь имели в рейхстаге больше голосов, чем любая другая партия и бывшие национал-социалисты, сделали неожиданное предложение о сохранении Веймарской конституции, поскольку она формально действует, но с учетом произошедших в стране перемен. Правые депутаты усмотрели здесь желание вернуться в 1932 год с его нескончаемыми перевыборами и парламентскими кризисами, но после месячных дискуссий согласились при условии формирования на базе расширенного рейхстага Конституционной комиссии, которая должна за три года рассмотреть все возможные поправки и произвести ревизию законов, принятых с 1919 года, на предмет соответствия конституции и поправок к ней. И только в 1949 году должно быть избрано новое Учредительное Собрание в составе 876 депутатов, которое подтвердит (или отвергнет) Конституцию 1919 года. До тех пор имперское регентство приняло решение проводить плебисциты по важнейшим вопросам, и первый же плебисцит должен был решить наконец вопрос с монархией. В 1946 году в Италии на волне демократизации и роста популярности левый партий новый король Умберто поставил вопрос о системе управления, и – в том варианте истории – сторонники монархии победили, хотя коммунисты, фашисты, республиканцы и часть социалистов выступили за республику (сторонники монархии получили 52% голосов в отличие от 48% в нашей реальности). Аналогичный плебисцит готовился режимом Франко в Испании.

Результаты февральского 1947 года плебисцита в Германии ошеломили всех. Монархическая идея проиграла (предложение о принципиальном восстановлении монархии без конкретизации личности монарха и общей системы управления, в чем сторонники монархии усматривали причину своей неудачи, набрало всего 30% голосов), но в Баварии и прусском Ганновере сторонники монархии одержали убедительную победу, и поэтому баварский ландтаг сразу же проголосовал за восстановление монархии и предъявил территориальные претензии к Австрии, поскольку в Тироле также 56% поддержали монархию. Плебисцит еще раз перевернул германскую политическую систему. Если согласиться с волеизъявлением баварцев, в таком случае в состав сохраняющейся республики будет входить Королевство Бавария, а если прислушаться к голосам 52% ганноверцев, необходимо возродить Королевство Ганновер во главе с представителем династии Вельфов последним герцогом Брауншвейгским и Люнебургским (1913-1918) 60-летним Эрнстом Августом. Против монархии однозначно выступали коммунисты и национал-социалисты, а также большинство социал-демократов, несмотря на неопределенные высказывания их вождей. Казус 1947 года стимулировал появление в Германии развитых социологических служб, которые были немыслимы при национал-социализме.

 Отправлено: 15.08.23 10:41. Заголовок: (продолжение) Чт..

(продолжение)




Что в это время происходит в остальной Европе. и как происходящее влияло на собственно Германию? В Великобритании в 1940 и 1945 на выборах победили консерваторы, роль левых сил снижается. Джордж Оруэлл умирает в январе 1945 года в итальянском госпитале от последствия ранения, и в этом мире не будут написаны ни «Скотный двор», ни «1984» - существенное обеднение культуры XX-XXI веков, да и сам Оруэлл запомнится лишь как военный журналист в Испании и Италии и как бытописатель 1930-х. Во Франции на выборах 1941 и 1945 возросла поддержка левых партий, в т.ч. коммунистов. Сохраняется режим III республики, и поскольку не было разгрома 1940 года – сохраняется обаяние Линии Мажино и французской внешней политики. Франция – вторая колониальная империя в мире, хотя арабское освободительное движение в Магрибе усиливается, чтобы похоронить III Республику в 1958 году. В Италии левые силы также колоссально сравнительно с дофашистскими временами усилились, но им противостоят христианские демократы и либеральные монархисты. В Италии не произойдет впоследствии (1972) сращивания монархистов и неофашистов, хотя бы уже потому, что наследники Фашистской республиканской партии – Движение обычного человека – принципиальные республиканцы, а следовательно, в будущем создание Национального Альянса будет происходит в иных условиях). В Польше усиливается оппозиция режиму санации, причем на умеренно-правом фланге. Любопытна в этом отношении биография Владислава Сикорского. Бывший министр-президент Польши в 1922-1923, в 1928 году он эмигрировал во Францию, где находился в оппозиции к польскому правительству. Учился во Франции в Высшей военной школе. В 1938 г. вернулся в Польшу. До 1939 года числился в распоряжении военного министра, не занимая никаких официальных постов. Если войны не будет, то с определенного момента именно он может стать лидером антисанационной части польской элиты. Созданный в 1936 году Фронт Моржи («Морж» – это не животное, а городок в Швейцарии, где обретались польские эмигранты) объединил польских либерально-консервативных и центристских политиков, и на его основе возникает в 1937 легальный польский христианско-демократический Союз труда. Не исключено, что в 1940-х популярность и сила этой партии будет расти. В нашей реальности Сикорский погиб в 1943 (подозревают участие советских спецслужб в связи с проблемой Катыни), здесь мало что мешает Сикорскому прожить еще много лет (если не застрелят сторонники санации). В Венгрии – Хорти, в Румынии – королевская диктатура, постоянно атакуемая ушедшими в подполье православными фашистами железногвардейцами, в Болгарии – некоторая либерализация после смерти царя Бориса, в Греции – небольшая гражданская война после победы над Италией и после смерти Метаксаса усиление королевской власти при правой либерализации под британским влиянием, в Югославии – по прежнему сильна национальная проблема и продолжаются попытки сформировать стабильный политический режим, в Прибалтике – сохраняются «кулацкие» режимы (мечта Солженицына), в Испании – Франко, в Португалии – Салазар. В Албании – жестокая гражданская война между тремя-четырьмя группировками, и лишь англо-французский нажим на Грецию и Югославию воспрепятствовал ее разделу в 1943. В СССР – Сталин))) "приду домой - там ты сидишь" (с) Высоцкий)))))))

 Отправлено: 16.08.23 11:19. Заголовок: ВЛАДИМИР-III пишет: ..

ВЛАДИМИР-III пишет:

цитата:

Во Франции на выборах 1941 и 1945 возросла поддержка левых партий, в т.ч. коммунистов. Сохраняется режим III республики, и поскольку не было разгрома 1940 года – сохраняется обаяние Линии Мажино и французской внешней политики.

По поводу Франции в этой альтернативе задал пару вопросов своему старому знакомому - лучшему специалисту в России по левым партиям Франции Р.Костюку:

цитата:

какова может быть динамика поддержки левых сил Франции в 1940-1945 годах без войны и в условиях продолжения политического режима III Республики еще примерно 20 лет? Из нашего варианта истории известно, что популярность ФКП резко выросла в середине 1940-х, но насколько в этом сыграл роль фактор второй мировой? На мой взгляд, рост популярности в мирной Франции 1940-х сравнительно с 1936 имел бы место, но далеко не достиг бы цифр поддержки на выборах в реальноисторических 1946 и 1951 гг. С социалистами примерно то же самое. Не сформировалось бы Народно-республиканское движение, и популярность правых, в т.ч. классических республиканцев еще из XIX века, была бы выше. Прав ли я? Дополнительный вопрос: могла ли избирательная система Франции под влиянием левых перейти к пропорциональному представительству (вопрос, дебатируемый едва ли не с начала ХХ века)?

И вот, что он ответил:

цитата:

Я думаю, ты прав, хотя всё это умозрительно Видишь, с одной стороны был явный прорыв левых в 1936 году, но затем - рост правых насьроений, например, партий Дорио и де ля Рока. Но всё равно думаю, даже если б не война, шли бы процессы некоторой радикализации слева и справа в ущерб СФИО, радикал, -социалистам и центристам. При этом правый фланг наверняка был бы сильно "персонализирован". IV Республика как раз и привела к пропорциональной системе. Но она стала возможной после Освобожления на фоне подъёма левых. Я полагаю, кризис III Республики и без 1939/40 привёл бы к её падению или видоизменению. Но если б победили правые / фашисты, очевидно, вопрос бы о проп. представительстве не стоял, а вот при качественном изменении соотношения сил в пользу левых - это могло бы произойти...

 Отправлено: 16.08.23 21:41. Заголовок: (продолжение) П..

(продолжение)





После плебисцита о монархии германскому правящему режиму не оставалось ничего, кроме как объявить выборы в Учредительное Собрание, но еще полтора год ушли на согласование необходимых поправок в конституцию 1919 года, в т.ч. очень важной поправки, согласно которой правительство могло быть отправлено в отставку не ранее, чем будет достигнута договоренность о формировании нового (подобная практика существует в политической культуре ФРГ из нашего мира, но здесь она прописана в Конституции). Также рейхспрезиденту предоставлено право назначения главы правительства в том случае, если парламентские партии не могут о нем договориться в течение 100 дней после выборов – при этом канцлер будет ответственен не перед рейхстагом, а перед рейхспрезидентом. С монархиями в отдельных германских землях ситуация была урегулирована весьма оригинально, но, как показала практика, основательно. Королевство Бавария конституционно вошло в состав Велико-Германского Рейха в качестве конституционной монархии, Королевство Ганновер – на тех же основаниях – в состав Свободного Государства Пруссия, а Княжеское графство Тироль – в составе Свободного Государства Австрия. Баварский король Рупрехт Мария Луитпольд Фердинанд Виттельсбах, который активно выступал против нацистов еще с 1923 года, торжественно вернулся в Мюнхен из Венгрии в июне 1948 года и принес присягу на Конституции Баварии. В Ганновере реставрирована монархия во главе с королем – бывшим в 1913-1918 герцогом Брауншвейгским Эрнстом Августом III. А на тирольский престол германское правительство пригласило сына последнего австрийского императора – Отто Габсбурга, проживавшего в Бельгии, но Отто дал условное согласие, требуя большей либерализации политической системы Германии: выборов рейхспрезидента, полной отмены Нюрнбергских законов и проч.

В декабре 1948 года прошли выборы в Учредительное Собрание Велико-Германского Рейха (так страна называлась с 1943 года). И опять результаты преподнесли неожиданности. Правительство Герделера сформировало крупную либерально-консервативную партию, которая заявила о близости своих программных положений к британским консерваторам и германскому консерватизму времен Второго Рейха и претендовала на большую половину мест, но получила лишь 122 из 876 (в основном на Рейне). Ее обогнала СДПГ, также претендующая на большинство голосов и формирование в Германии политического режима, близкого к скандинавскому социализму (в это время в Швеции укрепляется т.н. «шведская модель»). СДПГ, однако, получила всего 188 мест (Саксония, Анхальт, Ганновер и крупные города). Третье место (96 мандатов) занял Общегерманский блок (в нашей реальности так именовала организация германских беженцев с Востока, но здесь так себя назвали монархисты и правые консерваторы, группирующиеся вокруг Людвига Бека и его центра власти). Коммунистическая партия Германии получила 88 мест (больше всего в Берлине, Саксонии и Вестфалии). Крайне неприятными для всех политических сил Германии, кроме них самих, стали достижения партий, претендовавших на наследие НСДАП. Национал-социалистическая партия свободы (сторонники Бормана) получили 58 мест, соперничающая с ними Новая национал-социалистическая рабочая партия Германии (гитлеристы) – 9 мест, революционные национал-социалисты из Союза Молодой Германии – 12 мест (большую часть этих депутатов прибыли в Берлин с Востока – из Силезии, Померании и Восточной Пруссии – от Кенигсберга даже был избран престарелый аппаратчик НСДАП в области литературы Беррис фон Мюнхгаузен – прямой потомок того самого Мюнхгаузена; в нашей реальности он совершил самоубийство в состоянии депрессии в 1945, но здесь жив, здоров и полон энергии в свои 74 года). Разные христианские партии также завоевали немало мест, но не могли объединиться: Народная партия (левые протестанты) – 49, Христианско-демократическое содружество (правые протестанты) – 4, Христианско-социальный союз (правые баварские католики) – 28, Центристская партия, пытающаяся возродить Партию Центра догитлеровских времен, – 15 мест. Левые либералы ЛДПГ получили 28 мест, правые национал-либералы СвДП – 47. Также в рейхстаг попали националисты и крайне правые (ганноверская Нижне-Саксонская национальная партия – 19 мест, Немецкая имперская партия – 9, Радикальная партия социальной свободы – 4). Возродившаяся Баварская партия, которая провозгласила себя монархической, получила 20 мест, а Партия австрийской независимости – 8. Специфическая Крестьянская народно-демократическая партия Германии завоевала на севере страны 9 мест. Еще немало мест получили мелкие земельные партии, в основном ориентирующиеся на Герделера, а также правоконсервативный Союз экономической реконструкции (14 мест). Созданное частью сторонников Штрассера, поссорившихся с ним, Европейское народное движение Германии и национал-большевистская Немецкая социал-демократическая партия Никиша выборы вчистую проиграли.

«Выборы показали, насколько Германия не согласна с самой собой» – так выразился в сочельник 1948 года саркастический берлинский журналист (в нашей истории он погиб неизвестным молодым солдатом в первый же день войны 1939 года). Не только ни одна из партий не смогла сформировать самостоятельно правительство, но и все возможные коалиции также не могли достичь нужного результата. Социал-демократы, не участвовавшие в правительстве с 1945, достигли своего предела популярности и дальше могли блокироваться разве что с коммунистами, чего всячески желали избежать. Наоборот, коалиция Герделера, казалось, могла разрастаться за счет консерваторов всех мастей, большей части христиан и либералов. Но ЛДПГ и Народная партия отказались от коалиции, а без них, хотя бы даже с Общегерманским блоком, Герделер не мог набрать более 360 голосов, чего также не хватало для вотума доверия правительству. Сговориться с СДПГ Герделер не смог. Коммунистическая партия Германии, на которую ориентировался левый Кооперативный Союз (эта организация была создана коммунистами еще в 1944 для прикрытия нелегальной деятельности КПГ) – 13 мест и Союз репрессированных при нацистском режиме – 6 мест, устроила в первый же день обструкцию в зале рейхстага и потребовала немедленного запрета всех национал-социалистических партий и суда над высокопоставленными нацистами. На следующий день произошла драка в рейхстаге между нацистами и коммунистами, и, на свою беду, в ее эпицентре оказался Беррис фон Мюнхгаузен, который драться не собирался, но получил серьезную травму и окончательно отошел от политики.

Людвиг Бек в конце концов добился принятия Учредительным Собранием вотума доверия Веймарской Конституции, куда уже были внесены все требуемые поправки, – на этом сошлись все партии, кроме коммунистов и нацистов – и решения о преобразовании Учредительного Собрания в ординарный рейхстаг сроком до января 1953 года. После чего Бек (уже в качестве рейхспрезидента, автоматически с вотумом доверия Конституции 1919 года считающийся избранным на 7 лет до 1956 года, своим решением назначил правительство Германии во главе с Герделером и Эрхардом в качестве вице-канцлера. В этой всей политической неразберихе первых лет после Гитлера затерялся мелкий политик – член партии Христианско-демократическое содружество – Конрад Аденауэр (в этой реальности он снова вернется на пост обер-бургомистра Кёльна, но ненадолго).

 Отправлено: 19.08.23 19:42. Заголовок: (продолжение) Что..

(продолжение)



Что изменилось в жизни среднего немца в этой альтернативноисторической Германии через 10 лет после Гитлера и через 5 лет после Бормана? Из школ удалили все портреты Гитлера, Геринга и Бормана, а гитлерюгенд перепрофилировали в общегерманский молодежный союз, ориентирующийся на консервативную часть общества (правда, свои молодежные организации возродили коммунисты и социал-демократы, а тем более католики, и поэтому главная молодежная организация Рейха испытывала серьезную конкуренцию). То же самое произошло со всеми иными аффилированными с НСДАП общественными организациями, и правящий режим был бы счастлив заменить гитлеровский тоталитаризм относительно мягким авторитаризмом с креном в консервативные ценности, но пришлось считаться с оппозицией, которая с разных сторон разъедала эти монопольные структуры. Но в целом мало что, на первый взгляд, изменилось: по-прежнему работали заводы, ходили трамваи, добывали уголь и издавали книги. Цензура ослабла, но крайние партии (именно КПГ и наследники НСДАП) не могли претендовать на издательские мощности и вынуждены создавать свои предприятия. Социал-демократам было легче, особенно после того, как они завоевали власть в нескольких крупных городах страны (в т.ч. в трех миллионниках – Берлине, Гамбурге и Вене; в Мюнхене социал-демократы придут к власти с 1960) – здесь социал-демократическая политика осуществлялась более-менее последовательно (свобода печати, отмена расовых законов). Правоконсервативный режим сотрудничал с этими «пред-градшафтами», но четко указывал на рамки такого сотрудничества – бургомистры Берлина и других городов с социал-демократами у власти не могли посягать на основы установившегося режима и в особенности держаться подальше от внешнеполитических вопросов. Ряд историков считают, что несмотря на влияние американской правовой практики по решению Верховного Суда США 1965 года (о малом правительстве в области прав человека), европейские градшафты базируются на опыте германских городов 1946-1968 гг.

Немецкие историки также в этом мире будут не раз задавать себе вопрос: а если бы Гитлер вообще не пришел к власти, и веймарская демократия сменилась бы таким же право-авторитарным режимом, в меру националистическим, в меру милитаристским, но не агрессивным? Нетрудно догадаться, что отсутствие в истории этой Германии второй мировой войны многое меняет – вместо переживания чудовищного поражения и ужасных потерь вместе с мучительным процессом формирования чувства коллективной вины за военные преступления, имеет место та же проблематика, что волновала среднего немца в начале – первой половине 1930-х: экономика, социальная справедливость, воссоединение земель, населенных немцами, исправление Версальского договора, переживание по поводу «германского одиночества» в Европе, увлечение другими странами, в т.ч. экзотическими. Великая война 1914-1918 годов все еще ощущается оставшимися в живых ее участниками (тому, кому в 1914 было 20 лет, в 1950 – 56) – и не только в Германии, но и в Великобритании с Францией. Социал-демократы сохраняют верность своей линии на строительство социализма в Германии, выраженной в Гейдельбергской программе 1925 года (реал), но в реальности сотрудничают с правым правительством и не пытаются его свергнуть путем создания антиправительственной коалиции в рейхстаге. Остаются все те же крайние коммунисты и жаждущие реванша неонацисты. Как таковых судов над нацистскими преступниками и прочих элементов денацификации, известной из нашей реальности, здесь практически не будет, поскольку предъявлять почти нечего. Любой обвиняемый – от высшего чина руководства НСДАП до мелкого блокляйтера мог парировать обвинения тем возражением, что власть в целом была легитимной, международно-признанной, а что до отдельных правонарушений, то он лично был не согласен, но от него лично ничего не зависело. Реальная денацификация в нашем мире коснулась на территории Западной Германии к 1 января 1964 года, когда она официально была завершена, 1,5 миллиона военных преступников и прочих подозреваемых, из которых к ответственности были привлечены лишь 12 457 человек; а осуждены — в подавляющем большинстве символически — 6 329. К смертной казни осуждено 806 человек, из которых казнено 486. В советской зоне Германии (ГДР) денацификация приобрела большие масштабы, но здесь она проводилась в соответствии с коммунистическими идеологическими представлениями и была скорее чисткой буржуазных элементов, нежели адресными репрессиями в отношении бывших членов НСДАП. В этом мире масштабы каких-либо репрессий в отношении бывших членов НСДАП минимальны, в абсолютном большинстве случаев все ограничивается увольнением с руководящих постов – и то, если ловкий партаппаратчик не успевал примкнуть к какой-нибудь из новых и возрожденных старых партий. В нашей реальности из 404 депутатов первого бундестага (1949 года) ФРГ бывших членов НСДАП насчитывалось 51, а среди 521 депутата бундестага, избранного в 1961, – 129 – во всех без исключения партийных фракциях. Примерно то же самое наблюдалось в нашей реальности в ГДР: когда в 1954 году среди членов Социалистической единой партии Германии провели поголовное анкетирование, выяснилось, что 8,6% из них ранее состояли в НСДАП, а среди партаппаратчиков СЕПГ этот процент был еще большим.

В этой реальности легализация партий, претендующих на наследие НСДАП, была способом властей держать их под контролем, а легализация сразу нескольких партий способствовала нарастанию борьбы внутри нацистского электората – именно внутри нацистского сегмента германской политики начались, как не странно, ожесточенные споры о степени вины того или иного конкретного лидера партии во времена Гитлера и Бормана, происходили громкие разоблачения и – как следствие – новые расколы, и если консервативные политики стремились замалчивать подобные дискуссии, то антинацистские левые партии умело подливали масла в огонь. С другой стороны, если социал-демократы избавились от образа национал-предателей в глазах большинства обывателей, то коммунистам по-прежнему указывали в сторону их «истинной столицы» – Москвы.

Несмотря на требования левых партий, режим не отменил нюрнбергские законы, направленные на дискриминацию и удаление из общественной и экономической жизни евреев, хотя фактически после 1945 эти законы не действовали. Герделер признавался в частной беседе, что подобная двусмысленность в стране, где четко соблюдаются конкретные законы, была неизбежностью в условиях сильных антисемитских настроений в обществе и следствием нежелания злить свергнутых национал-социалистов. Теперь ограничения касались не евреев вообще (в биологическом смысле), а тех из них, кто придерживался религиозных верований и соответствующим образом организовывал свою повседневную жизнь. Это привело к быстрой ассимиляции в 1950-1960-х оставшихся в Германии светских евреев и эмиграции религиозных евреев, хотя, с другой стороны, режим явно симпатизировал традиционным религиям (кроме иеговистов и ряда иных протестантских деноминаций).

Немецкая антинацистская эмиграция отнюдь не сразу бросилась обратно на родину. СДПГ до 1960 года сохраняла свой зарубежный центр, баварские монархисты только тогда успокоились, когда корона Баварии была возложена на очередного Виттельсбаха, но многие не вернулись, в т.ч. большая половина уехавших философов и писателей. Не вернулся Эрих Мария Ремарк. Не пожелали (реал) вернуться братья Томас и Генрих Манн. Карл Ясперс, как и в нашей реальности, глубоко возмущенный безнаказанностью ранее травивших его университетских профессоров-нацистов, демонстративно уехал из Германии в Базель в 1948 году и отказался от германского гражданства. Швейцария и Париж остаются важнейшими центрами германской интеллектуальной эмиграции.

Нацистский период крайне пагубно повлиял на уровень образования и науки (например, когда в 1952 году в Великобритании создана была атомная бомба, германское правительство обнаружило, что немецкие научные институты до сих пор возятся с ложными концепциями атомной реакции на тяжелой воде, а во многих институтах процветает теория «космического льда» Горбигера). В 1933-1945 уменьшалось количество студентов и преподавателей, еще быстрее уменьшалось количество женщин в вузах. После 1933 года резко сократилось количество нобелевских премий, полученных немцами во всех сферах, включая литературу. Гораздо лучше выглядели германские спортивные сборные на олимпиадах: например, в 1952 году в Амстердаме (вместо Хельсинки, где летние олимпийские игры, как и предполагалось, прошли в 1940) германская сборная получила 11 золотых медалей против 40 американских и 12 британских.

Но в целом жизнь продолжается: энтузиасты проводят музыкально-песенные фестивали (как 20 и 50 лет до того), возродившиеся корпоранты дерутся на дуэлях (первые попытки как-то это отрегулировать и обязать присутствие врача на дуэли; Герделер даже желал обязать участников выбирать себе секундантов из медиков), занудный немецкий учитель по-прежнему создает Великую Германию, немецкая литература… Поскольку не было войны, но был нацизм, ее развитие будет более извилистым, огибая эти камни альтернативной истории. Вместо ужаса по поводу несостоявшейся войны и оплакивания несовершенных грандиозных преступлений – среди писателей-антифашистов возобладает ирония, гротеск, пародирование – их произведения будут похожи не на творчество большинства членов реальноисторической «группы 47», а на «Жестяной барабан» и «Глазами клоуна». Никуда не денутся все консервативные, национально-народные и посконно-крестьянские писатели 1930-х годов. Будет попытка (неудачная) создать национал-социалистический идейный роман – силами неонацистов, оплакивающих Гитлера (в нашей реальности, как это не удивительно, идейная национал-социалистическая литература не получила развития – это уже в 1941 откровенно признал сам Геббельс, и подобная постнацистская попытка будет напоминать, скорее, единственный «производственный» национал-социалистический роман Альфреда Карраша «Партайгеноссе Шмидеке» (1934)). Коммунисты еще в 1945 (реал) создадут свой Культурбунд, который будет транслировать по линии Коминтерна все животрепещущие идеологические споры из Москвы. Заметное влияние на немецкую литературу в этой реальности 1940-1950-х оказывали австрийские литературные школы – один критик даже назвал это «великогерманским объединением немецкой литературы». Вкусы нового германского правящего режима смахивали на бидермейер, и немало писателей успешно подделались под новые реалии. Новый режим прекратил все стройки нацистских времен, свернул все планы перестройки Берлина – наоборот, прилагалось много усилий к реставрации памятников старины, а в жилищной архитектуре вернулись ампирные эстетические тенденции – наследие Лооса с его «Орнаментом как преступлением» подвергнуто остракизму).

 Отправлено: 20.08.23 20:31. Заголовок: (продолжение) Е..

(продолжение)





Если германская экономика в 1945-1953 годах чувствовала себя достаточно хорошо (к 1950-му году она уже достигает показателей 1960 из нашего мира), то во внешней политике новое германское руководство ждет полоса разочарований. Хотя правительства Новой Антанты положительно восприняли свержение национал-социалистического режима, это вовсе не означало примирения с Германией и пересмотра Пакта Литвинова-Галифакса-Даладье. Польское правительство также не горело желанием сблизиться с новой Германией. Поскольку Нюрнбергские законы формально действовали до 1973 года, продолжался антинацистский экономический бойкот. Однако он никогда не носил широкого характера и почти не оказывал влияния на германскую экономику. Как советское правительство, так и западные капиталисты продолжали торговлю и иные формы сотрудничества с Германией. В конце 1940-х доля Германии в импорте многих европейских стран возрастает. Однако Германия надолго выпала из европейской политики, и недоверие к ее правительству еще долго сказывается на общем политическом климате в этой части света.

В 1948 году возникает Западноевропейский Союз (Бельгия, Великобритания, Италия, Люксембург, Нидерланды, Франция). В нашем мире этот военно-политический союз стал прообразом НАТО и, просуществовав до 2011 года, был направлен одновременно против советской угрозы и против возможной ремилитаризации Германии. Здесь это военно-политический блок европейских демократий («Малая Лига наций»), созданный на волне эйфории по поводу победы над итальянским фашизмом – это объясняло наличие в его составе Италии. Антигерманский характер союза также имел место, хотя и не декларировался в открытую. Переговоры германского правительства в 1948-1949 о вступлении в ЗЕС, хотя бы в качестве наблюдателя, не привели к успеху. Балканская Антанта, которая не проявила себя в годы итало-греческой войны (Турция, Югославия и Румыния ограничились лишь экономической и военно-технической помощью греческому правительству), в 1943 вновь подтверждена, и первые ее актом должен был стать раздел Албании между Грецией и Югославией, чему помешали британское и французское правительство. Усиливается союз Польши и Румынии, направленный против СССР. Антипольский и антисоветский характер сохраняла Балтийская Антанта, созданная еще в 1934 году. Но везде Германию никто не ждал. Славянские правоконсервативные и монархические режимы испытывали опасения после расчленения Чехословакии и предпочитали смотреть в сторону ЗЕС. К 1950 у Германии осталось всего два союзника – Венгрия и Словакия (последняя продолжала существовать в режиме клерикально-фашистского государства «под охраной Германии». Пикантности ситуации добавляло то, что Германия «охраняла» Словакию от своего же союзника – Венгрии. Богемия и Моравия продолжала сохранять зависимость от Германии, но, когда Герделер предложил (это было зимой 1950) Беку рассмотреть вопрос о включении БиМ в состав Рейха на началах автономии, тот воскликнул: «Боже! Вы хотите еще чешских депутатов в рейхстаге!» Дипломатия ЗЕС требовала от Германии отказа от особых отношений со Словакией и прекращения протектората над Чехией. Серьезных конфликтов это не создавало, но отчужденность сохранялась. Переговоры о возвращении Германии африканских колоний также не стояли на повестке дня. В 1950 году Германия заявила о полном нейтралитете в Тихоокеанской войне. ЗЕС – тоже. Тем не менее, в 1951 году начинаются переговоры о создании Европейской Ассоциации Свободной Торговли, которые увенчаются успехом в 1960 году (как и в нашей реальности). ЕАСТ станет заменой ЕЭС и тем более ЕС нашего варианта истории. Великобритания заранее отстранилась от этих переговоров, а Германия считала их успех своей первой дипломатической победой. Сохранялись экономические системы «метрополия – колонии». Италия утеряла все свои колонии, но Франция, Нидерланды, Бельгия и Португалия сохраняли и развивали свой колониализм, и поэтому они считали возможным создание в Европе зоны свободной торговли, которая, однако, не будет распространяться на внеевропейские территории.

 Отправлено: 24.08.23 18:40. Заголовок: (продолжение) Пом..

(продолжение)



Помимо Тихоокеанской войны, в 1950 году случилась «летняя» советско-турецкая война. Сталинский режим, который близился к концу, обнаруживал невозможность распространить коммунистический строй за пределы СССР, но под конец ему, казалось бы, подыграли «англо-французские империалисты». Когда британские правящие элиты убедились (через год-два после смерти Гитлера), что большая война в Европе вряд ли возможна, а в малой войне Муссолини обречен на поражение, они занялись перестройкой Британской Империи в соответствии с принципами Вестминстерского Статута (разработанного на имперской конференции 1930 и принятого в 1931). Предполагалось создать систему доминионов под верховной властью британского монарха, с парламентским правлением, но с единой военной системой, экономическим пространством и финансовой политикой. Британская Индия также должна была занять свое место в этой системе, но не в качестве Доминиона, а в качестве особой конституционной монархии. Африканские колонии делились на два типа: с заметным белым меньшинством, которому предоставлялось самоуправление, и с преобладанием туземного населения, которым предполагалось управлять посредством местных королей и вождей. Британские владения в Карибском море также должны были стать со временем полноценными доминионами, а на Дальнем Востоке предполагалось создать федерацию с центром в Сингапуре. Минимум три страны в этом конгломерате оставались проблемными для британского правительства: Ирландия, которая в конце концов отделилась и стала независимой республикой, ЮАС, который (как и нашей реальности) стал в 1961 ЮАР – режимом апартхейда, также независимым от Лондона, и Палестина, которую никак не могли поделить арабы и евреи. В 1930-1940-х годах Франция и Великобритания предоставили независимость Ираку, Сирии, Трансиордании, в 1951 году Лига наций провозгласила независимость Ливии, и таким образом значительная часть арабского мира обрела суверенитет. Новые режимы оказались нестабильными, особенно в Сирии, а арабо-еврейский конфликт в Палестине с одной стороны заставил британское правительство отменить свои обещания (если они вообще были) о создании именно независимого европейского очага в Палестине, а с другой стороны настроил умеренную часть сионистов на сотрудничество с британскими властями из опасения бесконечной арабо-израильской войны. В СССР полагали, что Ближний Восток – «самое слабое звено системы империализма», и всячески пытались повлиять на левых арабских националистов, борющихся против британского и французского влияния, но Сирию и Ирак от СССР отделяла Турция. Сталин вспомнил все былые обиды турок в отношении грузин и армян, и после 1946 года начинается подготовка к завоеванию Турции.

Надо сказать, что РККА между 1939 и 1950 изменилась гораздо меньше, чем в нашей реальности. Прежде всего никакого боевого опыта у советских военных не было, а принятие чужого опыта ограничивалось наблюдением за итало-греческой войной. Численность РККА к 1950 году по-прежнему едва превышала 2 млн. красноармейцев (офицерских званий, как и погон не было, и взяться им было неоткуда), ее стратегия по-прежнему базировалась на теории укрепрайонов (Линия Мажино по-прежнему неприкосновенна), а наряду с танковыми войсками немалую роль все еще играла кавалерия. Происходило перевооружение новейшими типами танков и самолетов (здесь специалисты в данном вопросе могут больше сказать, чем я), но в целом РККА оставалась армией 30-х годов, даже без всеобщей воинской повинности (с повинностью случился курьез – в 1939 на предварительных переговорах о союзе с Великобританией и Францией французская сторона призвала Сталина ввести всеобщую воинскую повинность, поскольку это диктовала необходимость выставить массовую армию в случае войны с Германией, но Сталин не только отказал, но и счел любые разговоры на эту тему «низкопоклонством» перед союзниками и закрыл тему на 11 лет).

Реакция Европы на вторжение РККА в Турцию летом 1950 была в целом негативной. Страны, связанные с Турцией военно-политическим соглашением, начали помогать (Греция правда не могла забыть равнодушия Турции в 1940, но Югославия и Румыния принципиально заявили о своей антисоветской позиции). Правительства Великобритании и Франции тем более не желали разгрома Турции и прорыва СССР в Средиземноморье. Поэтому турецкие войска начинают получить технику и военных специалистов. В СССР все же введена всеобщая воинская повинность, а через три месяца война завершилась Московским миром, согласно которому СССР получил бывшие территории Российской империи в границах 1878 года – Карс и юг Батумской области, но не более – прорваться к Сирии не удалось. В сущности, эта война похоронила Новую Антанту. Исключенный из Лиги наций СССР оказался в дипломатической изоляции, а германское правительство вновь предложило Франции и Англии союз – на сей раз против СССР и в защиту всех европейских стран с ним граничащих (Финляндии, Эстонии, Латвии, Польши, Румынии). Через 11 лет это заложит основы новой системы европейской безопасности.

Почти одновременно к востоку от Германии произошли кардинальные перемены. В 1944 году в нашем мире в эмиграции (США, штат Огайо) погиб при пожаре бывший президент Литвы А.Сметона. Здесь он проживет еще 7 лет (в том же качестве президента национально-консервативного режима Литвы), но в 1951 будет свергнут ушедшими в свое время в подполье христианскими демократами. Это была не первая попытка хадеков взять власть (1938 и ранее), но теперь они опирались на опыт Христианско-демократической партии Италии и вступили в союз с левыми силами – народными социалистами и социал-демократами. Переворот удался, но ставший новым президентом хадек Леонас Бистра нарушил договоренности с левыми и воспроизвел ровно такой же режим, как и предыдущий режим Сметоны. Правда, теперь в качестве официальной идеологии провозглашался католический солидаризм. Леон Бистра занимал свой пост до 1971 года.

Тем временем в Польше режим санации после смерти Пилсудского переживает кризис. Президент (преемник Пилсудского) И.Мосьцицкий умирает в 1946 (реал), и ему наследует министр внутренних дел Польши Рачкевич, который умирает в следующем году (тоже реал), и далее – Аугуст Залеский, который попытался в 1952 году назначить самого себя пожизненным президентом Польши. Это событие (случившиеся в нашей реальности в эмиграции в 1954) здесь также вызвало массовое недовольство в верхах польского общества, и Залеский ушел в отставку. На парламентских выборах в том же году победил католическо-солидаристский Союз труда во главе с В.Сикорским 71-летним, который и стал в итоге президентом. Большую роль при новом режиме играет Тадеуш Михейда (который был бы весьма озадачен, если бы узнал, что в параллельном (нашем) мире он стал членом польского Национального комитета по празднованию 70-летия со дня его рождения Иосифа Сталина). Здесь он отнюдь не поклонник Сталина поневоле, а консерватор-солидарист и сторонник компромисса с национальными меньшинствами. За несколько месяцев до смерти обоих – Сикорского и Михейды (в 1955 и 1956 соответственно) им удается не только примириться с Литвой, но и создать Унию Литвы и Польши 1955 года. К востоку от Германии возникает мощное государство с достаточно сильной (так считается в мире без второй мировой войны) армией.

 Отправлено: 28.08.23 21:16. Заголовок: (продолжение) Но..

(продолжение)




Новые власти Германии стремились сохранить гитлеровский контроль над молодежью, но получалось это плохо. Гитлерюгенд был в сентябре 1944 преобразован в Общегерманскую молодежь, которая сразу же ощутила конкуренцию со стороны молодежных организаций коммунистов, социал-демократов, католиков и пытающихся возродить Гитлерюгенд партий – наследниц НСДАП. Но самым серьезным противником официальной молодежи стали «эдельвейсы». Так стали называть еще около 1940 года немецкую молодежную контркультуру, направленную прежде всего против Гитлерюгенда, а затем против новых властей Германии. «Эдельвейсы» выросли из молодежных субкультур Германии начала ХХ века и могли бы считать себя патриотами, как известные «перелетные птицы», но отличались презрением к любым формам государственного патриотизма, а после 1944 года в Германии государственный патриотизм стал основной формой патриотизма. Клубы «эдельвейсов» (в основном Гамбург и Рейнская область) подвергались полицейским проверкам, росла преступность, усилилась эмиграция молодежи из страны. Это явление впоследствии окажет существенное влияние на движение 1968 года в Германии и за ее пределами.

В марте 1953 умер Сталин, а спустя три дня в Германии прошли вторые после национал-социализма, в общем и целом, демократические выборы в рейхстаг. Социал-демократы по-прежнему считали себя в состоянии набрать подавляющее большинство голосов и создать социалистический режим по типу скандинавских, коммунисты обвиняли социал-демократов в потворстве реакции и неофашизму (в последние годы жизни Сталин опять стал называть их «социал-фашистами»), несколько национал-социалистических партий перегрызлись насмерть и не смогли создать единый блок, как предполагалось в 1950, у Герделера были наполеоновские планы в связи с экономическим ростом (не таким быстрым как в нашей истории при Аденауэре, но тоже впечатляющим), а Партия австрийской независимости постановила бороться за отделение Австрии.

Свободная консервативная партия Герделера действительно резко усилила свои позиции, в т.ч. за счет поглощения нескольких мелких земельных партий, получив 254 места (из 876), чего впрочем, опять не хватало для создания парламентского правительства. Монархический Общегерманский блок потерпел поражение (всего 48 мест), зато баварские монархисты ХСС увеличили свое представительство до 43 мест, переманив избирателей Баварской партии. Левые терпят поражение по всем фронтам: СДПГ утеряла несколько мандатов (181 место), еще большего количества лишились коммунисты (63 места). Либералы в целом сохранили свое представительство (ЛДПГ – 22, СвДП – 52 места). Левопротестантская Народная партия резко увеличила свое представительство (81 мандат), левые католики Партии Центра, наоборот, потеряли почти все места (4 мандата). У национал-социалистов сторонники («плакальщики») Бормана и Гитлера сравнялись по результатам, но в целом потеряли значительную часть голосов (Новая НСДАП – 21 место, Национал-социалистическая партия свободы – 23), а нацистско-революционный Союз Молодой Германии увеличил свою поддержку в два раза (12 мест) – опять в основном на востоке и в Судетах. Право-левая Крестьянская народно-демократическая партия увеличила представительство до 20 мест и распространила влияние на Мекленбург и Померанию. Классические немецкие националисты создали Всегерманскую народную партию, которая провалилась (всего 6 мест). Та же судьба постигла Партию австрийской независимости (8 мест). Сторонники баварской независимости – тоже 8. Консервативные нижнесаксонцы получили 16 мест.

Хотя партий стало меньше, и наблюдался процесс консолидации голосов среди нескольких крупнейших партий (тот же процесс наблюдался в нашей истории в те же годы в ФРГ), крупнейшей партии сторонников Герделера все еще недоставало до парламентского большинства почти 200 голосов. Во времена Второго Рейха, когда правительство назначалось кайзером, парламентские партии могли позволить себе роскошь самостоятельной политики и воздержания от коалиций, но судьба германского парламентаризма (как и в 1918) оказалась в прямой зависимости от способности консерваторов найти союзников. Среди монархического окружения рейхсканцлера Бека созревал замысел изменения Веймарской конституции на принципах Конституции 1871 года и отказа от парламентской республики в пользу республики рейхспрезидента и земель (т.е. избираемый всенародным голосованием рейхспрезидент назначает правительство по согласованию с ландтагами республик и монархий в составе Рейха).

Первоначально Герделер планировал найти компромисс с Народной партией, присоединить голоса Общегерманского Блока и либералов, получив, таким образом, на 18 мест больше вожделенных 439, но либералы категорически отказались сотрудничать с монархистами. Другой вариант включал нижнесаксонских консерваторов и крестьян, но для большинства не хватало 20 мест. Их рассчитывали получить с помощью ХСС, и дело в конце апреля продвинулась, но социал-демократы и коммунисты начали совместную обструкцию и покинули заседания рейхстага. Крестьяне последовали за ними, обвиняя правительство в невнимании к нуждам села и потакании грабительской политике банков. Тем временем Народная партия разошлась с монархистами в вопросах финансирования перевооружения армии (Бонхоффер и Нимеллер оставались принципиальными пацифистами) и грозила покинуть намечающуюся коалицию. Известный журналист написал по этому поводу в либеральной «Зюйддойче цайтунг»: «Ну вот, мы вернулись в 1862 год, когда Бисмарк просил прусский ландтаг о военных кредитах». Лидер гитлеристов Альфред Розенберг, наоборот, требовал увеличения военного бюджета и поддержки Японии, «сражающейся с жидо-американцами». В мае на фоне потрясающих космических новостей правительство так и не было сформировано, срок формирования парламентского правительства истекал 16 июня. 15 июня СДПГ и КПГ начали массовые антиправительственные демонстрации в Берлине, Гамбурге и Вене под лозунгами отставки Бека и прямых выборов рейхспрезидента. Утром 16 июня 1953 года в Германии произошел военный переворот.

Осуществить успешный военный переворот не так просто, как думается. Для этого необходимо соблюсти ряд условий. Во-первых, должна существовать развитая военная культура. Если армия не является уважаемым в обществе институтом, солдаты никого не испугают, и всегда найдутся другие силы, которые их победят. Во-вторых, у военного переворота должен быть признанный всеми лидер, иначе подчиняющиеся разным командирам солдаты просто перестреляют друг друга. Наконец, в-третьих, и это главное, организаторы военного переворота должны четко представлять себе, что им делать дальше – после захвата власти, иначе не стоило покидать казармы, а переворот грозит оказаться банальным захватом власти ради власти. Какими бы популистскими лозунгами ни прикрывались военные, их акция должна предотвратить реальную угрозу либо решить реальную проблему общества. Действуя, как хирург в тех случаях, когда медикаментозное лечение не помогает, военная власть всегда должна осознавать границы своего вмешательства и всегда вовремя передавать власть вменяемому гражданскому правительству. В нашем варианте истории одним из самых успешных военных переворотов был переворот Шарля де Голля во Франции в 1958 году, а одними из самых неудачных стали военные перевороты в Аргентине на протяжении всего ХХ века. В этом варианте истории Германия пережила военный переворот в 1944 году, но свержение Бормана и нацизма в целом представляется слишком сложным процессом, чтобы ограничить его только военной составляющей. Впоследствии события 1944 стали именовать антинацистской революцией, и в этом большая доля правды, хотя сменивший Бормана правый консервативный режим многими левыми расценивался как «полуфашистский» и уж точно недемократический (что не мешало социал-демократам бессменно править во многих крупных городах с 1946 года). В Германии была развитая (прусская) военная культура и уважение к военным (даже коммунисты создали в 1924 Союз красных фронтовиков и попытались то же самое проделать в 1945). Людвиг Бек – этот гессенский солдафон – тем не менее, оказался человеком широких взглядов и серьезного образования. Он хорошо разбирался в европейской политике, и до самой своей смерти в 1959 году твердо держал в руках управление страной. Британский историк и кинокритик Роджер Мэнвелл даже называл его либералом. Однако, в 1953 Бек не видел перспектив для сохранения парламента и парламентской системы в Германии.

Бек зачитал по телевидению указ о роспуске рейхстага, мотивировав это решение неспособностью парламента к созданию правительства и принятию необходимых стране законов. Городские советы Берлина, Вены, Гамбурга и ряда других городов, контролируемые СДПГ, приняли в ответ манифест о неконституционности самого Бека, которого никто не выбирал, и призвали к бессрочной всеобщей забастовке. В Берлине началось восстание, отчасти сходное с восстанием лета 1953 года в нашей реальности. Коммунисты объединились с социал-демократами, а к ним примкнул лидер Прусской старой социал-демократической партии Эрнст Никиш, хорошо помнивший еще Баварскую советскую республику. Он погиб, когда вермахт взял штурмом баррикады в районе Бранденбургских ворот (в нашей реальности Никиш дожил в ГДР до 1967 года). В Гамбурге также произошли восстания и началось строительство баррикад. В Вене вермахт с активистами католических организаций успел предотвратить демонстрации протеста, и все ограничилось арестами. Но 18 июня из Берлина восстание распространилось на Саксонию и Тюрингию, где с 1946 коммунисты имели сильную поддержку. Бек обвинил левых в организации путча по указке Москвы, сформировал Военный комитет Рейха, ввел военное положение и распустил все органы власти, высказавшиеся за его отставку. Деятельность КПГ, СДПГ и Прусской старой социал-демократической партии запрещена. Вечером 19-го восстания были подавлены (всего погибло до 500 человек), отдельные забастовки продолжались еще несколько месяцев, несмотря на аресты активистов.

Все германские правые и – после колебания – либералы поддержали правительство (против выступила, как всегда, будучи дисгармонией в германской политике, Народная партия), а кенигсбергская газета неонацистов «Новый штурмовик Остзее» предсказала: «Людвиг Бек понял свою ошибку 44 года, и скоро станет нашим партайгеноссе». Бек вечером 16 июня назначил новое правительство во главе с тем же Герделером, но заменил на посту министра иностранных дел состарившегося Ульриха фон Хасселя своим давним единомышленником Константином фон Нейратом, с которым еще в 1937 обсуждал свержение Гитлера (реал). Нейрат с 1941 года продолжал курировать Протекторат Богемии и Моравии. Он скончался в 1956 году (реал). Социал-демократы очень надеялись на помощь баварских партикуляристов, запугивая их якобы раскрытым ими планом Бека по уничтожению автономий в составе Рейха, но Бек сумел созвониться с королем и мюнхенским правительством и уладить проблему.

Парламент в Германии исчез на 7 лет. Новый режим получил название Аußerparlamentarisch (сокращенно Аußer – буквально в переводе на русский «опричь»). Левые партии пребывали под запретом (коммунисты до 1973). Парламент Пруссии также был распущен. В городах, ранее контролируемых левыми, введено «имперское правление». Роль военных в государстве резко возросла.

 Отправлено: 05.09.23 19:23. Заголовок: (продолжение) На..

(продолжение)




На первый взгляд, политика в Германии исчезла, и это подтверждали социологические опросы, фиксирующие в 1950-х рост аполитичности и уход большинства немцев в иные сферы, с политикой не связанные. Консерватизм правящего режима воплотился в избирательных репрессиях, как правило заканчивающихся высылкой репрессированных из страны, поощрении любых неполитических социальных движений, актуализации эстетических мер воздействия на население. Замечено, что если левые, либеральные и социалистические политические идеологии не только близки друг другу в ценностном смысле, но и прибегают к логическим аргументам своей агитации, то консерваторы, мало того, что бесконечно разнообразнее сравнительно с левыми, так еще и апеллируют, скорее, к эмоциям и чувствам, нежели к разуму общества. Аполитичность правящего в Германии в 1953-1960 режима выражалась в полном нежелании производить какое-либо идеологическое воспитание общества. Правые идеологические партии (начиная с осколков бывшей НСДАП, а также воспрявшие группировки консервативных революционеров из 1920-х) испытывали одно разочарование за другим, когда оказывалось, что военный режим Бека вовсе не собирается воплощать их по-немецки четко выверенные программы. Даже персональный состав правительства почти не изменился, и перестановки носили лишь технический характер – это по-прежнему была команда единомышленников Герделера, проводившая экономический курс. Близкий к Австрийской школе и более всего напоминающий линию Людвига Эрхардта в нашем мире. Здесь судьба также оказалась благосклонной к Эрхардту, подарив ему столь же внушительное долголетие, а когда Карл Герделер скончался в 1957 году на 73 году жизни, Эрхардт был сразу же назначен рейхсканцлером и пробыл на этом посту аж до победы социал-демократов в 1973. Бека устраивал этот экономист, почти не вмешивающийся в политику.

Во внешней политике новый министр иностранных дел Константин фон Нейрат выступает за укрепление связей с консервативными режимами Европы – от Португалии до Прибалтики, и хотя он умер на своем посту в 1956, пробыв министром всего три года, ему удалось убедить Бека и военное руководство в правильности подобного курса в противовес либеральному Западноевропейскому Союзу и сформировать последовательную политическую линию в данном направлении. Наиболее близкие отношения сохранялись с Венгрией и Словакией. Польша после полутора десятилетий недоверия к западному соседу также меняла отношение к официальному Берлину. Югославия, Румыния и Болгария развивают экономическое сотрудничество с Германией, а на переговорах с правительствами Латвии и Эстонии поднимается вопрос о гарантиях независимости этим странам ввиду советских угроз.

Экономический рост в Германии продолжается, и проблема новых рынков встает в середине 1950-х, что приводит к активному участию Германии в создании Европейской Ассоциации Свободной Торговли в 1960. ЕС в этой реальности воплотился лишь в Бенилюксе – в 1958, когда эти три страны подписали соглашение о политическом и экономическом союзе. Великобритания принципиально дистанцировалась от ЕАСТ. Испания также до смерти Франко воздерживалась от каких-либо экономических договоров европейского уровня. Остальные 22 европейских страны (включая Богемию и Моравию, Ирландию и Исландию, которая сохраняла личную унию с королем Дании) подписали договор о свободной торговле. Конвенция предусматривала либерализацию торговли среди государств-членов ассоциации к 1970 году путём снижения таможенных пошлин и свертывания количественных ограничений, а таможенная политика ЕАСТ распространялась только на промышленные товары. Страны ЕАСТ не вводили единого тарифа на продукты, импортируемые из третьих стран, и сохраняли национальные таможенные пошлины, осуществляя таким образом самостоятельную торговую политику. Сам факт вхождения в ЕАСТ двух крупнейших экономик континентальной Европы (Германии и Франции) существенно изменил ее положение сравнительно с ЕАСТ нашей реальности. Хотя формально правила ЕАСТ не распространялись на французские и португальские колонии, фактически возник крупный экономический блок, соперничающий с США и Британской Империей. Но в ЕАСТ так и не появилось ничего напоминающего политические и экономические наднациональные центры власти и координации, которые создавались в ЕЭС и ЕС нашего мира.

Правительство Германии осуществляет реставрацию памятников старины, проводит различные фестивали, поощряет культурные связи с немцами за границей (в т.ч. с советскими немцами и АССР Немцев Поволжья). По-прежнему немецкий учитель увлекает школьников древнегреческим и латынью. В 1955 году до того малоизвестный немецкий кинорежиссер (в нашей реальности он погиб в затопленном в конце апреля 1945 Берлинском Метро) снимает фильм по мотивам путешествия аргонавтов, и на несколько десятилетий германский кинематограф «заболевает» греческой мифологией. В год выходит по 2-3 фильма подобной тематики, которые нередко снимают в Греции среди древних руин и отреставрированных памятников старины. Эта мода становится настолько заразительной, что даже в СССР сняли фильм по мотивам детской повести Крапивина о мальчике, попадавшем в Древний Херсонес и дружившем с тамошним своим сверстником Одиссеем. В германских сериалах о 12 подвигах Геракла в эпизодической роли снялся родившийся в 1947 близ Граца Арнольд Алоис Шварценеггер, еще будучи солдатом вермахта в 1966, который затем сам стал Гераклом и покорял зрителей вплоть до 2000-х годов, снимаясь параллельно также в фильмах по мотивам германской мифологии (отдаленно напоминавшим «Конана-варвара» нашего мира). Другая культурная нива Германии после 1953 года породила довольно развитую космическую фантастику, вполне достойно соперничающую с американской, британской и советской. Специфика освоения космического пространства в этом мире, которая отличалась от тенденций нашего мира именно направленностью на экономическое освоение иных миров, была задана пионером космонавтики – Германией, которую проблема «жизненного пространства» вытолкнула в космос. Если в нашем варианте истории образ немецкого героя, покоряющего с бластером чужие планеты, будет ассоциироваться с образом солдата вермахта или СС, покоряющего Европу, а следовательно, как любой милитаристский образ, в ФРГ под запретом, то здесь, понятно почему, таких ограничений не будет, и крылатые шлемы германских космонавтов в 1950-1970-х заполонят литературную Вселенную.

 Отправлено: 10.09.23 20:53. Заголовок: (продолжение) В ..

(продолжение)




В мае 1959 умер рейхспрезидент Германии Людвиг фон Бек. Эта смерть вместе со смертью в 1957 Карла Герделера и еще ряда высших чиновников (выражение «гонки на лафетах» в этом мире появилось не в СССР начала 1980-х, а в Германии конца 1950-х) знаменовала конец постнацистской эпохи – уходило поколение, свергнувшее национал-социалистический режим, желавшее обновить Германию и предотвратить ее фатальную вражду с западными и восточными соседями. Если считать главными целями режима Бека восстановление в Германии монархии и создание в Центральной и Юго-Восточной Европе прогерманского блока стран бывшей Австро-Венгрии и бывшей Российской империи, то ни одна из этих целей не была достигнута, когда гроб с телом фон Бека опускали в могилу на новом «имперском тотенбурге» в окрестностях Шёнефельда к югу от Берлина. Восстановление монархии стало невозможно после того, как сменивший Вильгельма (сына свергнутого в 1918 году кайзера) во главе Дома Гогенцоллернов в 1951 Луи Фердинанд Виктор Эдуард Альберт Михаэль Губерт Прусский категорически отказался от реставрации на троне Германского Рейха (не в последнюю очередь потому, что не желал зависеть от рейхспрезидента, который и не думал после реставрации монархии оставлять власть). Родившийся в браке предыдущего с великой княжной Кирой Кирилловной, второй дочерью великого князя Кирилла Владимировича и великой княгини Виктории Фёдоровны (Виктории-Мелиты Саксен-Кобург-Готской) Луи-Фердинанд Младший в 1959 году был еще мал (15 лет), а в 1977 году погиб на маневрах в чине обер-лейтенанта вермахта (реал!) У него и графини Донаты Эммы Кастель-Рюденхаузен в 1976 году успел родиться Георг Фридрих Фердинанд – единственный на данный момент неморганатический Гогенцоллерн (объявлен главой Германского Императорского и Прусского Королевского Дома 26 сентября 1994 года – реал). Он также служил в вермахте, а затем стал руководителем технологической компании (все реал, с учетом того, что в нашем мире все они служили не в вермахте, а в бундесвере).

Либерал Отто фон Габсбург тем более не желал оказаться в качестве правящего, но не управляющего «местоблюстителя». В 1961 он отказал очередному «всесильному канцлеру» – Франсиско Франко, который предлагал ему испанский престол (реал). Но в 1957 после того, как революционное восстание покончило с 36-летней диктатурой одряхлевшего Хорти, Отто Габсбург, формально не отрекаясь от титула австрийского императора, принял предложение венгерских политиков стать венгерским королем. Его деятельное и длительное правление в Венгрии способствовало общей либерализации режима, экономическому развитию страны и примирению со всеми соседями, включая Румынию (в обмен на экономические преференции Отто добился создания в 1979 венгерской автономии в центре Трансильвании). Строгий конституционализм и интернационализм этого энтузиаста Объединенной Европы сделает невозможным в Венгрии этого мира появление политиков типа Орбана с его криминально-традиционалистическими наклонностями. Венгрия Отто Габсбурга действительно немного напомнила бы венгру-попаданцу из нашего мира либеральную Венгрию Яноша Кадара, но с многопартийностью и интеграцией в общеевропейскую экономику.

Таким образом, несмотря на сильные монархические настроения в консервативной германской элите, этот проект так и остался нереализованным. Не всякий консенсус реализуется на практике. Остались два королевства: Бавария и Ганновер, да Тирольское графство, куда его граф Отто Габсбург так и не приехал до 1961 года.

Что касается восточной политики Германии, то после расчленения Чехословакии доверие к Германии было подорвано настолько основательно, что до 1961 года никаких подвижек в создании «Консервативного Блока» не наблюдалось. Богемия и Моравия оставалась протекторатом, интегрированным в экономику и инфраструктуры Рейха. Словакия по-прежнему была «государством под охраной». Венгрия (после краха фашизма в Италии) – единственный союзник, и, хотя приход к власти в 1957 Отто Габсбурга создал дополнительные связи с германской элитой, односторонняя ориентация на Венгрию создавала охлаждение с Румынией и Югославией. Вернуть Чехословакию в состояние до марта 1939 года представлялось невозможным и нежелательным. Электорат судетских немцев настроен крайне националистически, а в Берлине не считали возможным создавать у него впечатление, что Мюнхенский Договор может быть пересмотрен. В Великобритании доживали свой век чешские эмигранты – наследники политической философии масарикизма, которые стремились поддерживать в Западном мире стойкую германофобию, но их реальный вес в мировой политике был мал. Писатели типа Милана Кундеры из нашего мира будут точно также скитаться по эмиграциям и проклинать германскую оккупацию, следить с надеждой за Пражской весной 1969 (здесь она будет сродни Парижской весне того же года), но в целом чешский обыватель обрастет к концу ХХ века мхом и предпочтет мягкую инкорпорацию в Рейх новым гуситским войнам, к которым призывали пламенные чешские патриоты в парижских кафе.

Отношения постнацистского Рейха с СССР в целом можно назвать «ни дружбы, ни вражды». Советские пропагандисты дежурно клеймят «неофашизм» клики Бека-Герделера, запретивших компартию (их главный грех), а немецкий учитель рассказывает любопытному классу, что в СССР нет религии (и это правда), а также нет одноразовой посуды, удобных гостиниц и качественного пива, и советские автомобили и космолеты хуже германских, «но на Волге живет наш народ, а поэтому там урожайность зерновых и картофеля наивысшая в СССР» (это тоже правда). Войны, которая, несмотря на чудовищное взаимное ожесточение, так сблизила русских с немцами, не было, а потому в ментальном отношении здесь тоже продолжаются «длинные 1930-е годы» (как назвал бы их Эрик Хобсбаум). Советские детишки не играют за гаражами в «немцев и наших», идеологические зубры все еще лелеют надежду на пролетарскую революцию в Руре, Тюрингии и Саксонии, волжский немец традиционно (после смерти Сталина) занимает пост посла в Берлине, а экономические связи между странами ничуть не страдают от суровой необходимости «безбожникам» торговать с «неофашистами». Фарцовщик, доставший хорошее немецкое кожаное пальто, смело может рассчитывать провести ближайшее лето на советском курорте средней дальности. Может быть какой-нибудь писатель-фантаст (немецкий и советский – не суть важно) задумается над странной перспективой советско-германской войны, но под его пером все будет иначе – больше похоже на Эрнста Генри или Альфреда Дёблина, и совсем не похоже на упущенную возможность 1939 года.

 Отправлено: 16.09.23 10:00. Заголовок: (продолжение) ..

(продолжение)







Смерть Бека (неожиданная, как и всякая смерть действующего политика) застала германское общество врасплох. Не было даже отлаженного механизма замещения власти рейхспрезидента. В 1949 году Бек был утвержден на этом посту рейхстагом, а в 1956 свой срок правления автоматически продлил он сам. Но в 1959 не было рейхстага (первый случай в германской истории с 1871 года и даже ранее), а военное руководство оставалась очень аморфной конфигурацией разных людей, среди которых не было явного лидера. Большинству руководителей переворота 1944 года было уже очень много лет (Роммелю, например, 68), и многие осознанно не желали взваливать на себя груз высшей власти. Если бы был реставрирован институт императорской власти, то переход к конституционному правлению произошел бы относительно гладко и уж точно понятно для всех, как это случилось и в нашем, и в этом мире в Испании в 1975, но реставрации монархии за все 15 лет правления Бека не произошло. Германия пережила «странную неделю», в конце которой военное руководство приняло решение о проведении плебисцита по двум вопросам. Вопрос первый: «согласны ли вы избрать рейхспрезидентом Германского Рейха на срок до 1966 года Ханса Шпайделя?», а второй: «согласны ли вы на восстановление в Германской Рейхе полномочного рейхстага в соответствии с действующей конституцией?» Ханс Шпайдель, который в кабинете Бека с 1955 занимал пост военного министра, а в нашем мире оказался участником заговора 20 июля 1944, не сломленным в гестапо и никого не выдавшим, а затем – одним из создателей бундесвера ФРГ, был согласован всем военным руководством Рейха, как самый подходящий кандидат – хороший администратор и принципиальный человек. Что касается восстановления конституционного правления (все статьи Веймарской конституции, касающиеся деятельности рейхстага, не действовали с 1953 по 1960 год), то военный режим Бека не пришел ни к какому определенному плану дальнейшего конституционного развития страны, и после его смерти возник вакуум, который пришлось заполнять уже знакомым и привычным порядком. Социологические опросы давали единственному кандидату на пост рейхспрезидента большинство, и в июне 1959 он получил 68% голосов. За восстановление рейхстага высказалось 89% проголосовавших.

Ханс Шпайдель был менее амбициозен, чем его предшественник. Он сразу же заявил, что не будет баллотироваться на новый срок после 1966 года, и вообще в отличие от Бека, чьей страстью с годами стали грандиозные военные парады (в конце 1950-х вся Германия регулярно маршировала, изрядно снабжая фактурой карикатуристов всех стран), не любил показухи. Он продолжил перевооружение и модернизацию вермахта, но четко разделял «военную» и «штатскую» сферы. Людвиг Эрхардт сохранил свой пост главы правительства, свою команду и свою неолиберальную политику в духе австрийской школы. В августе 1959 германские власти легализовали СДПГ, но отказали в том же самом коммунистам. В нашей реальности в ФРГ КПГ была запрещена в августе 1956 года Федеральным конституционным судом Германии, но еще ранее (в 1953 году) добрая половина ее электората переметнулась к социал-демократам. Здесь коммунистический электорат частью последовал призывам партийного руководства, проживающего с 1953 года в Москве (с 1957 – в Энгельсе на Волге), бойкотировать выборы, а частью точно также примкнул к социал-демократам. СДПГ этим воспользовалась сполна и даже не пробовала потребовать легализации КПГ. Выборы в новый рейхстаг в сентябре 1959 были назначены на февраль 1960.

На консервативном фланге германской политики полностью исчезли крупные монархические партии, чьи активисты присоединились к свободным консерваторам Эрхарта, Народная партия, наконец, сумела стать партией не только протестантов, но и католиков, и не только левых, но и правых, однако в южных католических землях набрали силу местные католические партии, а ХСС сохраняла самостоятельность. Самая левая фракция Народной партии во главе со всей еще живым и деятельным Дитрихом Бонхофером (в 1960 ему исполнилось всего 54 года) создала Германский союз мира на платформе пацифизма, либерализма и «нерелигиозного христианства». Очередная попытка неонацистов сплотиться вокруг трех лидеров уже нового поколения, которые в 1930-х еще маршировали в шортиках в рядах гитлерюгенда, закончилась едва ли мордобоем на съезде в Нюрнберге, а последующие конфликты раздробили неонацистское движение на 10 крупных и мелких групп. В Австрии основана Партия австрийской свободы, выдвинувшая лозунг независимости и построения корпоративного государства а ля режим Дольфуса.

Выборы 1960 года принесли победу Свободной консервативной партии – 342 места (из 876), чего, правда, все еще не хватало для формирования правительства. Социал-демократы также существенно прибавили голосов (за счет «красно-розовых» из запрещенной КПГ) и получили 221 место. Обе либеральные партии (ЛДПГ и СвДП) получили вместе 81 место и сразу же заявили о поддержке правительства Эрхарта. Народная партия, наоборот, потерпела крупное поражение (42 места по сравнению с 81 в 1953), в Бадене с ней успешно конкурировала правокатолическая Народная партия Бадена (16 мест), а в Баварии – ХСС (50 мест). Германский союз мира получил в крупных городах 9 мест. Неонацистские партии получили больше мест, чем в 1953 (Национал-социалистическая партия свободы (борманисты) - 37 мест, Новая национал-социалистическая рабочая партия Германии (гитлеристы) – 19 мест, революционные национал-социалисты Союза Молодой Германии – 10), но после публичных обвинений в предательстве на Нюрнбергском съезде ни о каком сотрудничестве речи уже не шло. Судеты и Восточная Пруссия по-прежнему оставались их заповедником. Часть депутатов этих партий покинула свои фракции и создала новые группы в начале 1960-х. Немецкие националисты (Всегерманская народная партия) прибавили голосов и мест (14), поправевшая Крестьянская народно-демократическая партия Германии получила 23, Немецкая имперская партия – 4, Партия австрийской свободы – 5.

Первое заседание нового рейхстага уже не выглядело так драматически, как ранее – в эпоху Бека. Правые и либеральные партии (Свободная консервативная, Свободная демократическая, ЛДПГ и ХСС) быстро договорились о формировании правительства. которое получило более 500 голосов (против проголосовали только СДПГ и неонацистские партии). Эпоха парламентских кризисов уходила в прошлое, и верховная власть в Германии все больше напоминала деловые и чуждые несбыточным фантазиям и крайним идеологиям кабинеты министров ФРГ нашей реальности.

Социал-демократы вновь победили на местных выборах в Берлине, Вене, Гамбурге и Мюнхене. В сущности, реальность позднейших градшафтов явочным порядком стала складываться в Германии еще в начале 1960-х, когда левые власти крупных городов достигли компромисса с правым общегерманским правительством.

Среди коммунистов происходили расколы, и выделилось крайне левое экстремистское крыло, которое спустя несколько лет породит террористические группировки, сходные с Красной Армией Германии нашей реальности. Но в целом поддержка коммунистов даже в крупных городах снизилась. Так в Берлине в 1961 СДПГ получила 62% голосов, а созданная коммунистами партия-двойник «Рабоче-гражданский список» - всего 1,3% (реальность выборов в Палату представителей Западного Берлина в 1963 году с участием СЕПГ и СДПГ).

 Отправлено: 16.09.23 18:54. Заголовок: (продолжение) К..

(продолжение)





Как выглядели Европа и мир в 1960 году? Население Европы было заметно больше нашего варианта истории (за счет непогибших в не случившейся войне и их потомков), население мира - заметно меньше за счет отсутствия демографического взрыва в слаборазвитых странах, да и в развитых бэби-бум случился не везде. Огромные траты на оборону во всех развитых странах, прежде всего в Европе, сделали невозможной реализацию ряда известных нам социальных программ, в т.ч. в области здравоохранения, а уж на долю колониальных стран почти ничего не осталось, и в 1960 по прежнему там высокая детская смертность и общая бедность, даже не смотря на определенную политическую стабильность – нет государственных переворотов и затяжных гражданских войн, которые в нашем мире сопровождали провозглашение независимости большинства стран Азии и Африки. Их, конечно, заменяют межплеменные распри и антиколониальные восстания (самое сильное – как и в нашей реальности – Алжирская война 1954-1962 гг, в конечном счете подавленная французскими войсками, стоившая жизней 25 тысяч французских солдат, 30 тысяч гражданских французов и 400 тысяч погибших среди арабов-повстанцев и мирного населения), но все равно экономический климат в колониях получше, чем в независимых странах нашей реальности, хотя самим туземцам из этого богатства мало что достается.

Это гораздо более «правый» мир, в большинстве стран мира правят праволиберальные или правоконсервативные режимы, кое-где – пережиточно-фашистские. Пол-Европы в 1960 напоминает Испанию-Португалию нашего мира: в Прибалтике, Румынии, Болгарии, Словакии сохраняются корпоративные государства и диктатуры а ля 1930-е. В Югославии королевская диктатура не может нормально функционировать из-за многоэтничного и многоконфессионального состава населения. Регенты (они правят и после 18-летия своего опекаемого – Петра II Карагеоргиевича) соглашаются сначала на хорватскую автономию, потом – на ограниченный парламентаризм, но все равно к 1960 система нестабильна, и учащаются национальные конфликты, в т.ч. с участием болгаро-македонцев и албанцев. В Греции борьба с коммунистическим подпольем стимулирует ограничения парламентаризма, и политический режим мало чем отличается от времен метаксизма, хотя формально ориентируется на самые демократические страны – Великобританию и Францию. В Венгрии ситуация лучше, но национальные вопрос еще долг будет отравлять взаимоотношения с соседями. Италия более всего похожа на одноименную страну из нашей реальности: мощные позиции левых партий, подрывная работа Москвы, политическая нестабильность и частная смена правительств.

Социальное расслоение больше, чем в нашей реальности, революционные настроения – сильнее, но и степень борьбы с ними – жестче. В 1958 режим все еще Третьей республики во Франции свергнут французско-алжирскими военными во главе с условным «Шарлем де Голлем». Условным потому, что в отличие от американских кандидатов на президентских выборах и участников антинацистского заговора 1944 в Германии, во Франции судьба реального Шарля де Голля могла сложиться весьма по разному, и шанс, что он в свои 68 лет будет возглавлять французские войска в Алжире, есть, но он не 100-процентный (в нашей реальности этими войсками командовал Рауль Альбен Луи Салан). Но и сам де Голль в этом варианте истории может быть, скорее всего будет человеком куда более правых убеждений, чем в нашем варианте (поразительно, но в годы Вишистского режима нашей реальности де Голль расходился с Петеном, скорее, во внешнеполитических вопросах, чем во внутриполитических, поэтому в этой реальности военно-гражданский режим, который возникнет в результате военного переворота 1958 на фоне кровопролитной войны в Алжире, будет ближе к петеновскому, чем к голлистскому «дирижистскому» из нашей реальности). Или вообще вместо де Голля во главе Франции окажутся Андре Зеллер, Рауль Салан и Морисс Шалль – в нашей реальности эти французские военные выступили против де Голля в 1961. В любом случае эта Франция приложит все усилия к сохранению своей колониальной империи (за вычетом Сирии и Марокко) и будет недружественной в отношении германского режима Бека и Шпайделя. В нашей реальности де Голль после войны ненавидел Шпайделя, который командовал германскими оккупационными властями во Франции. Хотя тот уже давно был натовским генералом, но и здесь повод найдется: попытки Германии создать блок своих союзников в Центральной и Юго-Восточной Европе, ликвидировать созданные под влиянием Франции Малую и Балканскую Антанту.

Великобритания в эти десятилетия меньше смотрит на Европейский континент, чем занимается организацией своей империи (империя официально переименована в Содружество, равно как и французские колонии называются Французским Союзом с ограниченным парламентским представительством туземцев). Это не значит, что над британскими владениями всегда безоблачное небо. В известном роде британское правительство в 1940-1960 вынуждено решать те же проблемы, которые вместо него в нашем варианте истории решало правительство США. Ирландия окончательно отбояривается от Британской Империи, а ирландские террористы в Ольстере никуда не делись, в 1961 Содружество покидает расистская ЮАР с Юго-Западной Африкой в придачу (пришлось дать независимость королевствам Лесото и Свази, которые быстро превратились в протектораты ЮАР), арабские страны борются за независимость, в Ираке и Египте приходят к власти резко антибританские режимы, а после войны за Суэцкий канал, которую Великобритания и Франция в этом варианте мировой истории выиграли, ситуация замораживается на десятилетия: весь Синай и Зона Суэцкого канала оккупированы, а Палестина превратилась в важный плацдарм британского присутствия на Ближнем Востоке. Это полностью переформатирует мировое и палестинское сионистское движение. После Белой Книги 1939 года и особенно после войны 1956 Великобритания категорически не склонна ни давать Палестине независимость, ни даже делить ее на еврейские и арабские кантоны, тем самым разжигая еврейско-арабский конфликт. «Мы оказались всего лишь охранниками при Британском Суэцком Канале» - в отчаяньи пишет известный сионистский публицист в Palestine Post в мае 1959 года. Действительно, ситуация для евреев Палестины безвыходная. В нашей реальности вторая мировая война объективно ослабила Британскую империю, и Палестина получила независимость в первом эшелоне антиколониального движения, вместе с Индией. Пакистаном, Бирмой и Цейлоном. Здесь все не так: британский лев достаточно силен, чтобы удерживать в своей власти даже Индию (с парламентом, но с британским губернатором во главе), а тем более все колонии по пути к ней – и уж тем более такие важные территории как Мальта, Кипр, Синай, Палестина и Аден. Англичане, конечно, могут сочувствовать сионистскому движению, но формально они обещали в 1917 году создать «еврейский национальный очаг», а вовсе не независимое еврейское государство. Приток евреев из Европы в 1940-1950-е в Палестину невелик, а в 1948 году (по иронии судьбы) самую большую группу (20 тысяч советских евреев-коммунистов) прислал Сталин – у него был план разжигания еврейской антиколониальной борьбы на Ближнем Востоке, и жена Молотова с Михоэлсом возглавили Еврейский антиимпериалистический комитет. Гораздо больше евреев-беженцев из получивших независимость арабских стран (Египта, Ливии, Марокко, Ирака, Сирии, часть еврейской общины Французского Алжира), поэтому еврейское население Палестины к 1960 году больше говорит на арабском и сефардском языках, чем на иврите и идише. В 1940-1950-х гг. основная часть еврейской идишеязычной миграции из Европы направлялась в США и другие страны Америки. Иерусалим превращается в провинциальный городок на окраине Британской империи, а Тель-Авив становится крупнейшим финансовым центром региона, но это было совсем не то, на что рассчитывали сионистские лидеры после 1917 года. Часть сионистов центрального течения провозглашает, что «государственный сионизм умер», стараются обустроить «национальный очаг», помочь немецким и румынским евреям и прекращают бойкот предлагаемого британскими властями общего палестинского парламента, где должны быть представлены также арабы-христиане и арабы-мусульмане. Крайние течения сионизма ожесточаются, происходит малая партизанская война – нападения на арабских деятелей и британских колониальных администраторов. Правые сионисты опять пытаются заручиться поддержкой правых режимов Европы, но Муссолини свергнут, а Бек вообще не воспринимал евреев как фактор мировой политики. Левые сионисты вместе с комфарбандом смотрят в сторону Москвы вплоть до смерти Сталина (в СССР не было «дела врачей»), но после 1953 Хрущев охладел к евреям и начал приручать арабские режимы. Часть сионистов пытается заручиться поддержкой «библейского» истеблишмента США, но в конце 1950-х Кефовера в 10 раз больше волнует ситуация в Карибском море (после прихода на Кубе к власти Фиделя Кастро) и «потеря Китая». В общем еще одна пустошь в мировой истории в результате сорванных планов германских нацистов по развязыванию войны в Европе.

1950-е годы, однако, остаются сами собой. Рок-энд-ролл (реал), первые полеты в космос, ядерное оружие, покорение высочайших гималайский гор (реал), канадский инженер Джозеф Кейтс в 1950 создал компьютер Bertie the Brain для игры в крестики-нолики (реал). И рядом – реликты 1930-х: военщина и военные перевороты, авторитарные режимы, монархии, колониальные системы, коммунистическое подполье, Хичкок, соединивший две эпохи (режиссёрский почерк Хичкока складывался под влиянием немецких экспрессионистов и советского кино – реал!)

«Длинные тридцатые» завершились благодаря советской попытке экспансии в Европу. В конце 1950-х советское руководство пребывало в эйфории: после долгих и неудачных попыток мировая система социализма приросла наконец-то огромным Китаем, РККА показала себя в Маньчжурской кампании 1956 года гораздо лучше, чем «сталинские соколы» в летней войне с Турцией 1950. Хрущев (узнаете волюнтаризм?) решил воспользоваться украинским национальным движением в Польше для расшатывания европейского порядка и разжигания новой левой революции в Европе. 1957 год стал худшим в экономике континента с 1938, опять выросла безработица, в ряде стран сократилось промышленное производство, увеличились торговые тарифы, «обострились империалистические противоречия» – как выражались советские пропагандисты. Годом позже блок итальянских коммунистов и социалистов – он сохранился с 1948 – получает 224 места в парламенте (из 595 – реал!), и ряд муниципалитетов уже под контролем левых, а во Франции коммунисты. хотя и не достигают известной из нашей реальности массовой поддержки, собирают под свои знамена большое количество интеллектуалов – Камю, Сартр, Пикассо и даже Луи Фердинанд Селин вступил в ФКП (его нигилистические романы стали публиковать в СССР в виде иллюстрации критики буржуазного общества).

Описание галицийского кризиса 1961 года требует особого места, но, что касается Германии, то ее правительство сразу забило тревогу, предложило всем граничащим с СССР странам гарантии независимости и территориальной целостности и на уровне декларации получило согласие. Предполагаемый проект Европейского оборонительного сообщества предусматривал военно-политические гарантии со стороны Германии в отношении Финляндии, Эстонии. Латвии, Польско-Литовской Унии и Румынии, а также подключение к этому союзу Словакии, Венгрии. Югославии и Болгарии, а главное – Франции и Великобритании. Казалось бы, длительная дипломатическая изоляция Германии гитлеровских и послегитлеровских времен прорвана. Но во Франции «условный Шарль де Голль» выступил категорически против, хотя польское руководство заявляло, что будет бороться столь же отчаянно, как и в 1920 году, а в страну прибывает множество военных специалистов со всей Европы – от Испании до Болгарии. Турция также желает принять участие в войне против СССР с целью вернуть утраченное в 1950. В самые критические дни противостояния (конец декабря 1961) германское руководство проводит мобилизацию вермахта – 3 млн. человек. «Мы наконец-то воюем» – записывает в своем дневнике Эрнст Юнгер.

Весной 1962 противостояние идет на спад, но сам факт вооруженного противостояния в центре Европы с перспективой применения ядерного оружия (впервые с 1956) резко меняет всю геополитику. Рушится система коллективной безопасности в Европе, созданная франко-британо-советским Пактом 1939 года. На фоне отстраненности Великобритании, чей премьер-министр консерватор Гарольд Макмиллан поначалу даже хотел найти с Хрущевым компромисс, и уставшей от Алжирской войны Франции, чье руководство ни в какую не хотело работать со Шпайделем, Германия оказалась в роли главного защитника Польши и других стран-лимитрофов. Война в таком формате (СССР против Германии и ее европейских союзников) могла произойти, в т.ч. в виде обмена ядерными бомбардировками (40 советских боеголовок против 56 германских). СССР в границах 1938 года (плюс Южный Сахалин и Курильские острова) по переписи 1959 года насчитывал 227 млн. человек населения и мог выставить соответствующую армию. 88-миллионная Германия (вместе с Финляндией, Прибалтикой, Польшей, Богемией, Словакией, Венгрией, Румынией, Болгарией и Югославией) могла выставить почти столько же, а население, за вычетом подпольных коммунистов и части социалистов, было мотивировано на сопротивление советскому коммунизму. СССР мог рассчитывать на национальное восстание украинцев и белорусов и на активность загнанных в подполье коммунистов. Но в январе 1962 Западноевропейский союз присоединился к Германии по части гарантий Польше. США также заняли антисоветскую позицию. СССР пришлось бы вести войну (в т.ч. маломощно-ядерную) против всей Европы, Британской Империи и США. Хрущев отступил, о чем впоследствии подробно рассказал в своих мемуарах, изданных в США. Европейская социал-демократия в целом колебалась по вопросу поддержки какой-либо стороны в «польском кризисе», и только СДПГ и британские лейбористы заняли однозначно антисоветскую позицию. В СССР (точнее даже в УССР) одним из следствий кризиса стала «реабилитация» умершего в 1951 в польской тюрьме С.А.Бандеры. который был признан «попутчиком» западноукраинских коммунистов, и распространялись даже слухи о его «тайном членстве» в КПЗУ. Кризис невероятно сильно расколол украинское население польских крессов, часть которого встала на сторону СССР, а часть записывалась в батальоны сопротивления. Планы легализации КПГ были надолго отложены. Коммунистические партии других центральноевропейских стран подверглись еще большим преследованиям. Европейское оборонительное сообщество во главе с Германией стало реальностью. Мировые лидеры задумались об ограничении применения ядерного оружия. В 1963 году подписан (как и в нашей реальности) договор об ограничении ядерных испытаний.

Называть период 1962-1968 годов эпохой германской гегемонии в Центральной Европе было бы все же преувеличением.

 Отправлено: 01.10.23 09:02. Заголовок: (продолжение) ..

(продолжение)






Называть период 1962-1968 годов эпохой германской гегемонии в Центральной Европе было бы все же преувеличением. Германское правительство взяло на себя функцию гаранта независимости и территориальной целостности ряда стран, граничащих с СССР, но существенного вмешательства в их внутреннюю политику, пожалуй, кроме Словакии, которая сохраняет статус протектората Рейха, не наблюдается. Угроза ядерной войны, которая в нашем варианте истории была осознана и популяризирована с середины 1940-х, здесь будет до определенного момента (1980-е) волновать лишь европейцев (в т.ч. советских людей). Экономическое проникновение германских фирм и правительства в страны Центральной Европы усиливается, и это способствует росту уровня жизни и расширению торговли в регионе, тем более в Германии. Произошло то, на что британская и французская внешняя политика рассчитывали в конце 1930-х: германская мощь направлена в сторону СССР, а версальские границы на западе Германии признаны и не могут быть пересмотрены. При этом ряд германских политиков не отказывается от идеи возвращения отнятых в 1919 германских колоний, либо хотя бы экономических компенсаций в связи с развитием экономики колониальных стран, которое провозглашено одним из главных направлений развития Великобритании, Франции, Бельгии, Нидерландов и Португалии. В начале 1960-х германское правительство сделало ряд предложений этим странам по поводу германских инвестиций в колонии, но положительный ответ получен только от Франции, да и то в обмен на обещание снизить тарифы для французского сельскохозяйственного импорта на германском рынке.

14 октября 1964 года в этом мире запомнилось отставкой Хрущева, которому советское партийное руководство не могло простить Галицийской авантюры на фоне неудачных экономических экспериментов (несмотря на победу в войне с Японией, которая ассоциировалась с генералами Жуковым и Власовым), и представлением в одном из берлинских кинотеатров фильма «Идишеязычная Германия». Режиссер поднял «больной вопрос» германского прошлого, о котором 20 лет немецкое общество предпочитало не вспоминать: дискриминацию евреев и их удаление из экономики и общественной жизни. Основной посыл фильма: мы несправедливы к германоязычным евреям, которые всегда были проводниками немецкой культуры, особенно на Востоке (этим термином по-прежнему обозначалась Восточная Европа и СССР). Фильм вызвал острые споры, доходящие до взаимных оскорблений, неудачные попытки правительства запретить подобные дискуссии, отклики за рубежом и, в конце концов, изменение общественного отношения к еврейской общине Германии. В конце 1960-х ряд германских концернов начал выплату компенсаций за конфискованную в 1930-х еврейскую собственность, а с приходом к власти в 1973 СДПГ осуществлялась программа индивидуальных компенсаций. Кампания привела к неожиданному эффекту. Хотя германское правительство всерьез не пыталось усилить свое влияние в регионе Ближнего Востока, часть правых еврейских партий Палестины на фоне краха сионистского проекта создания Государства Израиль пыталась заручиться поддержкой германского правительства в борьбе с режимом британского Мандата.

Одной из тем фильма «Идишеязычная Германия» также стало сетование по поводу состояния германского образования, которое после Гитлера и Бормана отнюдь не улучшилось, особенно высшее университетское образование, и один из публицистов заявил, что, если все будет продолжаться в том же духе, «Германия станет картофельным княжеством» (именно так здесь было употреблено известное из нашей реальности крылатое выражение).

Историки того мира, изучающие постнацистскую Германию, до сих пор спорят о роли Эрнста Юнгера в общественно-политической жизни страны в 1944-1968 гг. Некогда будучи идеологом т.н. «консервативной революции», Юнгер полностью разочаровался в Гитлере, а тем более не испытывал никаких симпатий к режиму Бормана, но его роль в перевороте 1944 и последующих трансформациях Германии вызывает самые, диаметрально противоположные оценки. Одни авторы считают его неким «серым кардиналом» военного режима, особенно его младшего поколения, пришедшего к власти в 1966 вместе с Штауффенбергом, но тексты самого Юнгера поражают своим нонконформизмом и вполне укладываются в идейную окраску одного из течений «весны городов» 1968 года. Американские историки находят аналоги эстетики и политических убеждений Юнгера в творчестве Роберта Хайнлайна. Те настроения, которые в нашем мире Юнгер озвучил в романе «Эмерсвиль» 1977 года, здесь он высказывал едва ли не с начала 1950-х. Идейным вдохновителем режима, правящего в Германии, проще назвать Карла Шмитта, почти такого же как Юнгер долгожителя, который при любом политическом режиме умудрялся найти строго юридические обоснования любым политическим и философским доктринам, а однажды заявил в беседе со швейцарским умеренным сионистом Якобом Таубесом, что полностью разделяет политическую идеологию Великого инквизитора из романа Достоевского (реал).

Выборы в рейхстаг 1965 года не принесли неожиданностей, кроме заметного роста популярности неофашистский партий (тоже реал). Правящая коалиция Свободной консервативной партии, ЛДПГ, СвДП и ХСС получает 459 мест (из 876), растет популярность СДПГ (252 места против 221), падает популярность Крестьянской народно-демократической партии Германии (10 мест), а в секторе неонацистских партий происходит очередная попытка объединения, появляются сторонники «идейного национал-социализма», который связывается с Геббельсом и его фанатизмом, пропагандируется мученичество Геббельса в 1944 и даже его разногласия с Гитлером. В итоге в 1964 появляется Национал-демократическая партия, сходная с аналогом из нашего мира только по названию. Это «левые нацисты» (настолько, насколько национал-социализм вообще может быть левым). Хотя новая партия получила на выборах всего 9 мест, в целом 4 неонацистские партии получают 85 мест (против 66 в 1960). Христианско-демократическая Народная партия еще больше смещается вправо (51 место в рейхстаге), но по-прежнему в оппозиции к правящей «полувоенной коалиции». Распадается националистическая Всегерманская народная партия, и ее сторонники создают множество мелких групп.

За пределами парламента действует развитое коммунистическое подполье, а также появляются ряд крупных леворадикальных течений, отдаленно схожих с левым радикализмом в ФРГ нашего мира 1960-1970-х гг. Присутствие в правящей коалиции обеих крупнейших германских либеральных партий с одной стороны делает режим более умеренным, с другой сами либералы становятся все большими этатистами (сторонниками сильного государства) и националистами. Все попытки создать им либеральную альтернативу терпят неудачу – леволиберальная Демократическая прогрессивная партия получает всего 2 места в 1965.

В 1966 году опять из одного кандидата немцы выбрали рейхспрезидента на следующие 7 лет, и им оказался Клаус Шенк фон Штауффенберг. К власти пришел представитель младшего поколения режима 1944 года, католик и монархист. Через неделю после его вступления в должность неонацист совершил на него неудачное покушение. Правящий режим ответил массовыми арестами неонацистов и запретом деятельности всех неонацистских партий, включая парламентские. В 1967 году годовщина переворота 1944 года, которая ранее нельзя сказать, чтобы как-то особенно отмечалась, отпразднована с особой пышностью. Штауффенберг считал необходимым дальнейшую борьбу с правым и левым радикализмом. Слова «порядок», «дисциплина» и «долг» не сходили с его уст. Продолжалась модернизация вермахта и усиление военного присутствия в странах-союзниках: в Финляндии, Польше, Венгрии и Румынии усилены военные миссии, офицерам этих стран открыт доступ в германские военные академии. При этом Штауффенберг вообще мало вмешивается в деятельность гражданского правительства, и для неолиберальной команды Людвига Эрхарта наступает золотой век.

 Отправлено: 06.10.23 20:16. Заголовок: (продолжение) ..

(продолжение)






Уж насколько противоречивы до сих пор оценки студенческих революций 1968 года в нашем мире, тем более сложными аналоги этих событий будут в 1968 году. Хотя в нашем мире контркультура 1960-х выросла с учетом известных нам итогов второй мировой войны, здесь ничто не препятствует во многом аналогичным процессам без второй мировой. Главный объект критики в обоих мирах именно к 1968 на удивление однороден: истеблишмент, государственный патриотизм, выхолощенность левого движения и смутные надежды на маоистский Китай. Есть, конечно, ряд существенных отличий: если в нашем мире контркультурные революции 1968 случились на фоне продолжающегося системного экономического роста во всем мире («славного тридцатилетия»), то здесь экономический рост в 1960-х годах существенно скромнее, по-прежнему сохраняются огромные траты на оборону, по-прежнему страны Европы смотрят друг на друга с нескрываемым недоверием, хотя заработала ЕАСТ, а над континентом нависает ядерная угроза, поскольку СССР при Брежневе наращивает ядерное вооружение (до 800 боеголовок к 1968 году против такого же количества у Великобритании, Германии и Франции вместе взятых). В нашем мире контркультура 1960-х была ярко выраженным левым («хипарским») трендом, несмотря на отдельные «отклонения», например наци-маоизм в Италии, поднявший в 1970 году настоящее восстание в Реджо-ди-Калабрия. Здесь велика роль всех «крайних» группировок, включая разные типы неофашизма и романтического национализма, но объект протеста тот же – официозная бюрократия взрослых консерваторов. В Германии также объектом недовольства становятся крайние проявления неолиберализма австрийской экономической школы, сходные с неоконсервативной политикой из нашего мира.

В мае 1968 против «полудемократического» мещанско-патриотического режима Шарля де Голля (или «условного» де Голля) восстал Париж, и забастовки с манифестациями быстро перекинулись в провинцию. Французская коммунистическая партия еще в 1950 году (реал!) отвергла программу деколонизации, полагая, что вероятный приход к власти левых сил позволит автоматически распространить социалистический строй на Африку и Индокитай. Франция врастает в Африку, но и Африка врастает во Францию. В левых кругах процветает негритюд, и в целом та политика расовой интеграции, которая в нашем мире реализована в США, здесь получила развитие в рамках Французского Союза (название Франции и ее колоний с 1958 года).

Италия откликнулась маоистскими и неофашистскими восстаниями. В Германии в Гамбурге начинаются «неокоммунистические марши», а в Берлине из подполья выходят запрещенные революционные национал-социалисты Союза Молодой Германии и евролибертарианцы, называющие себя «анархами» (по терминологии Эрнста Юнгера), в Вене произошло настоящее восстание сторонников возрождения Австро-Венгерской монархии – «либеральной и модернистской, чуждой прусской казарме и Лютеру». «Поляки моисеева закона» в Варшаве и Кракове требуют равноправия, и их поддерживают польские левые. Прага требует независимости, хотя и в союзе с Германией. В Будапеште король Отто Габсбург первым из представителей правительств встречается со студенческими активистами (именно на этой встрече впервые прозвучит лозунг «весны городов» «Запрещаем запрещать!», когда Отто поинтересуется требованиями протестующих). Движение сразу же приняло характер городских полувосстаний (восставшие не пытались ничего захватывать и лишь выражали свой нонконформизм). Контркультурная терминология отрицала нации: восставшие говорили «мы не французы, а парижане».

К 1968 СССР уже рассорился с Китаем, и в Москве были подозрения, что весь 1968 инспирирован в антисоветских целях маоистами, а в США и Британском Содружестве это движение не получило существенного распространения. В Германии романтическая контркультура, вобравшая в себя все революционные наследия от «Спартака» 1918 до «Перелетных птиц» и мюнхенского путча 1923 года, напоролась на такого приземленного человека как Штауффенберг. Первым его побуждением было отдать приказ об отправке всех бунтующих студентов в солдаты, но военное командование отговорило его, мотивируя это опасением, что студенты разагитируют солдат (во Франции уже произошли такие эксцессы). Массовые аресты не помогали, забастовки разрастались. В Протекторате Богемии и Моравии в июле было введено военное положение (любопытный аналог советского вторжения в параллельном мире). Соцопросы фиксировали резкий рост оппозиционных и антисистемных настроений в крупных городах, где и до того у власти находились социал-демократы. Правое крыло администрации рейсхпрезидента вообще предлагало отменить или перенести выборы в рейхстаг, намеченные на май 1969 (в 1964-1965 они также переносились по причине эпидемии гриппа). И тут один из германских дипломатов указал на опыт США, где уже заработало решение Верховного Суда 1965 года об автономии малых правительств в области прав человека. Предлагалось («в соответствии со старыми добрыми традициями Священного Рейха Германской Нации») территориально выделить «имперские города» и наделить их особым правом, в соответствии с которым их власти смогут проводить местную политику в области образования, этики и гражданского состояния, но не в ущерб имперскому правительству (например, предполагалось прохождение студентами военной службы в Академическом легионе, названном так по аналогии со студенческим вооруженным формированием Вены 1848 года). Хотя для Германии, где партикуляризм определенно поднял голову после свержения национал-социалистического режима, вольные города были не в диковинку, однако прошло от 2 до 7 лет, пока реформа достигла каких-либо явных результатов, и здесь Германия оказалась в пике новшеств наступающей эпохи, которая будет резко отличаться от всех предыдущих семи десятилетий ХХ века. Одновременно СДПГ выдвинула свой план реформы системы образования, который ей посчастливиться воплотить в жизнь уже в 1970-х.

На очередных выборах в рейхстаг в 1969 году продолжал действовать запрет на деятельность КПГ и неонацистских партий, поэтому явка на выборах была существенно меньше, а главные партии-соперники резко увеличили свое представительство: Свободная консервативная партия – до 425, а СДПГ – до 280 мест. Свободным консерваторам для создания правительство понадобились голоса лишь одной из партий – ХСС (51 место), и немецкие либералы (27 мест СвДП и 26 ЛДПГ) переходят в оппозицию. Народная партия терпит поражение и получает всего 43 места. Остальные – еще меньше.

С 1970 в Германии первые пять городов (Берлин, Гамбург, Вена, Мюнхен и Кельн) получили статус «вольных имперских городов Германского Рейха», но адепты контркультуры именовали их в пику официозу «градшафтами», позаимствовав это словечко из романа А.Деблина. Имперское правительство Германии перебралось в Потсдам. В Польше-Литве немного позже «градшафтами» (термин получил распространение во всем мире) стали Варшава, Краков, Львов и Вильнюс, в Румынии – Бухарест и Кишинев, в Болгарии – София, Варна и Бургас, в Латвии – Рига, в Эстонии – Таллинн и Тарту. «Консервативные режимы загоняют молодежь в городские резервации, и попахивает средневековьем» - написал в этом время по-прежнему живущий во Львове польский писатель-фантаст Станислав Лем. К 2000 году все германские города с населением свыше 100 тысяч автоматически становились «градшафтами». Действительно, реакционная деревня отгородилась от городской контркультуры, и это способствовало сохранению в национальном масштабе большинства режимов родом из 1930-х до конца века и далее. Во Франции голлисты сумели раздавить революцию, но в 1970 де Голль умер, и его режим приобретает гораздо более умеренные формы. В Италии начинаются знакомые в нашем варианте истории «свинцовые семидесятые», для которых характерен рост уличного насилия, правого и левого терроризма. Учитывая, что на севере многие города оказываются под властью победивших на муниципальных выборах и люто ненавидящих друг друга коммунистов и фашистов, страна не раз оказывалась на грани гражданской войны. Хотя германо-чешские переговоры не привели к отмене протектората, в 1970-х начато развитие самоуправления, а после 1973 СДПГ предлагала чешским политикам присоединиться к Германии на равноправной основе в качестве «Чешского Свободного Государства». Прага также получила в 1973 права градшафта.

Американский турист, приехавший в Европу в конце 1970-х, обнаруживал как бы две разных Европы: национальные государства с полуавтаркическими экономиками, большими армиями и фольклорной культурой, а рядом – европейские градшафты, населенные пацифистами и анархистами, позволяющими своим родителям избирать очень левые городские правительства (сами активисты принципиально не голосовали на выборах) и слушающими «Битлз» и «Роллинг Стоунз» в пику военным маршам и народной музыке. Здесь же правые анархисты то дубасят левых анархистов, то братаются с ними против любых властей.

 Отправлено: 17.10.23 19:10. Заголовок: (продолжение) ..

(продолжение)










В 1970-е годы Германия вступила в ситуации первого крупного с начала 1930-х годов экономического кризиса, роста военных расходов, дипломатических успехов повсеместно в Европе и прихода к власти социал-демократов. Экономический рост в этом мире в 1940-1960-х был существенно меньше, чем в нашей реальности (с другой стороны, европейским странам не понадобилось послевоенное восстановление), и многие тенденции, известные нам, проявились и здесь, но в гораздо меньших масштабах. Так массовый приход женщин на производство имел место, но меньше затронул общественные отношения, хотя быстро растущей экономике Германии, Франции, Бенилюкса и Великобритании требовалась дешевая рабочая сила, это не привело к завозу в Европу рабочих из Турции, Индии и Африки – наоборот, уже в 1960-х наблюдалась тенденция переноса производств в колонии западноевропейских стран (отчасти напоминающая перевод промышленности в страны третьего мира в нашем мире), наконец, молодежная контркультура сконцентрировалась в градшафтах, а сельская Европа даже в конце ХХ века сохранит свое население и образ жизни. Отсутствие массовых жертв второй мировой войны, перекособочивших демографическую карту европейских обществ, приводило нередко к самым неожиданным последствиям – например, к концу ХХ века повсеместно в Европе столь же много домашней прислуги, как и в первой половине века, а экономический подъем Британской Империи позволяет процветать таким айсбергам викторианской эпохи, как киношное «Аббатство Даунтон».

Хотя в этом мире не было того драматического противостояния двух сверхдержав и гонки вооружений, вошедшей в привычку в нашем мире 1950-1980-х, за два десятилетия, последовавшие после Галицийского (Польского) кризиса, ядерные арсеналы пяти великих держав (Великобритании, США, СССР, Германии и Франции) существенно возросли, в 1974 году к ним прибавился Китай, в 1979 – ЮАР, в 1980 – Польша. Швейцария, Швеция, Испания и Италия в конце концов отказались от своих ядерных программ, но в целом «слишком много рук лежало на ядерных кнопках» (фраза из советского пересказа мрачной американской антиутопии с распространением ядерного оружия на десятки стран; см. Гаков Вл. Ультиматум: Ядерная война и безъядерный мир в фантазиях и реальности. М.,1989). Ядерные войны вполне могли бы произойти, но их вероятность ограничивало отсутствие после 1918 года крупных военных конфликтов в принципе. В 1970-х Европа окончательно отказалась от соперничества отдельных стран, особенно в сфере претензий на территории друг друга, СССР быстро впадал в тянучий экономический кризис, и внешняя политика отходила на второй план, британско-американское соперничество пошло на убыль после 1965 года, и лишь Китай представлял реальную угрозу в Азии и на Тихом океане. Поскольку ни в 1972, ни позже никаких перемен в его внешней политике не происходит, по-прежнему вдоль китайских границ существует пояс нестабильности, и европейские метрополии предпринимают усилия по охране своих владений (Индии, Бирмы, Индокитая, Индонезии – хотя это название не может вытеснить прежнее Нидерландская Индия). Китайские открытые вторжения в Ассам, Вьетнам, на советский Дальний Восток 1970-х и поддерживаемые Пекином повстанческие движения на Филиппинах, в Индонезии, Сиаме, в той же Британской Индии (Индийском Союзе) и Непале заставили такие разные страны, как Великобритания, Франция, США, Нидерланды и СССР создавать антимаоистскую систему коллективной безопасности в Азии, схожую с антигитлеровской европейской 1939 года. В 1972 глава администрации президента США Александр Мейгс Хейг-младший посещает не Пекин, а Москву, а вслед за ним с Брежневым встречается Агню (совсем незадолго до импичмента в 1973). Германия в сложившейся ситуации успешно пытается заполнить стратегическо-дипломатический вакуум, возникший в Центральной и Юго-Восточной Европе. Практически все страны этих регионов к 1975 году в той или иной степени становятся союзниками Германии и фактически входят в ее экономическую сферу, а распад Югославии в 1971 происходит при посредничестве германских дипломатов. Казалось бы, та стратегия, которую германское руководство лелеяло еще с момента распада Австро-Венгрии, успешно осуществлена, но успех, как всегда, оборачивается новыми проблемами. в т.ч. ростом военных расходов и ухудшением отношений с СССР. К тому же вермахт не воевал с 1918 года (и не участвовал опосредованно в крупных военных конфликтах с 1939), а поэтому многие военные специалисты оценивают его качество хуже, чем уровень подготовки французских войск, которые отметились в Алжирском восстании 1954-1962, в более мелких африканских войнах, Суэцкой войне 1956 и в отражении китайской интервенции во Вьетнам в 1979. РККА (она по-прежнему так именуется) также повоевала (Турция 1950, Маньчжурия 1956, пограничные конфликты с Китаем). Перевооружение вермахта требовало увеличения военных расходов, и они быстро растут в 1960-1970-х.

Победу на выборах в рейхстаг 1973 года СДПГ принято считать абсолютно неожиданной и никакими опросами не прогнозируемой, но с т.з. общей политологии германских реалий того времени трудно отрицать даже какую-то фатальную неизбежность прихода к власти левых впервые с 1930 года. Военно-консервативный режим Германии запретил крайне-левую КПГ (и ряд других левацких группировок), потом (после покушения на Штауффенберга) запретил неонацистские партии, а также неодобрительно относился к конкурентам Свободной консервативной партии в центре политического пространства. К 1973 году единственной реальной оппозицией правящему режиму осталась СДПГ, которую поддержали немалое количество коммунистов и даже часть национал-социалистов, перебежавших к своим злейшим врагам в пику замшелым консерваторам. Монархическая идея в Германии не породила массовых движений, левые христианские демократы все еще слабы, либералы замкнулись в пределах своего электората. С другой стороны, к началу 1970-х наметился рост недовольства правящими с 1948 года правыми консерваторами и технократами венской экономической школы, возник запрос на социально-ориентированную политику и долгожданную реформу образования. Ну и не стоит забывать, что создание градшафтов окончательно закрепило власть социал-демократов над всеми крупными городами Германии, и они не желали останавливаться на достигнутом.

В январе 1973 года Штауффенберг по уже сложившейся традиции ушел в отставку после 7 лет президентства, и его сменил по-прежнему безальтернативный очередной генерал вермахта, который оказался безынициативным и склонным к неожиданным компромиссам, а потому он вошел в историю как рейхспрезидент социал-демократического правительства. В мае 1973 на выборах в рейхстаг СДПГ триумфально побеждает, получив 453 депутатских места (из 876). В первый и пока последний раз одна партия сумела завоевать большинство мест в рейхстаге Веймарской Конституции, и ей не пришлось создавать правительственных коалиций. Конечно, «вальпургиева ночь социал-демократии» стала полной неожиданностью для всех иных политических сил и германского общества в целом, но приклеить к СДПГ былой ярлык «антинациональной силы» уже не получалось – на этом настаивали лишь самые оголтелые неонацисты, ушедшие в подполье. Умение ладить с правыми очень пригодилось СДПГ во время ее 7-летнего правления. Свободные консерваторы получили 255 мест, Народная партия – 52, баварский ХСС – 52, ЛДПГ – 32, СвДП – 28, Свободная партия Австрии – 4 места. Известный из нашей истории бургомистр Берлина Вилли Брандт (а точнее Герберт Эрнст Карл Фрам) стал рейхсканцлером. Он проживал в 1933-1961 годах в эмиграции, вернувшись лишь по амнистии 1961 года, но сумел объединить все заграничные организации партии, и в 1960-х стал активным сторонником построения в Германии скандинавского социализма и развития градшафтов, одним из которых он руководил с 1965 года. Его связи с правящими в Норвегии, Швеции и Дании социал-демократами использовались и весьма ценились германским правительством. При этом он возглавлял левое крыло СДПГ и выступал за сближение с СССР. В этом варианте истории шпионом Штази (и любой иной разведки) он не стал.

СДПГ в первый же год своего приняла ряд законов, смягчивших неолиберальную политику предыдущего кабинета, а также полностью отменила все антиеврейские законы, которые оставались, хотя фактически уже давно не действовали, с гитлеровских времен. Начало миграции в Германию евреев Восточной Европы. Неудача постигла СДПГ в вопросе избирательной реформы. Еще в 1968 партейтаг в Нюрнберге выдвинул проект перехода к мажоритарным округам (как это было и есть в Великобритании, Франции и США), в 1973 Брандт вынес этот вопрос на плебисцит, который, однако, СДПГ проиграла со счетом 49,9% голосов за и 50,1% против (в нашей реальности реализации плана воспротивились свободные демократы – партнеры СДПГ по коалиции). В 1974 правительство легализовало Коммунистическую партию Германии, но не левацкие и неофашистские группировки. КПГ перешла к умеренной поддержке правительства. Осенью того же года Вилли Брандт отправился в Москву на встречу с Брежневым. Лидеры торжественно заявили: Бранд – что «ни один немецкий солдат не пересечет границ СССР», Брежнев – что «ни один советский солдат не нарушит границы наших западных соседей». Это последнее высказывание впоследствии расценивалось как окончательный отказ СССР от поддержки революционного движения в Европе, что вызвало резко негативную реакцию Суслова, однако сам Брежнев впоследствии неоднократно говорил, что его обещание касалось лишь военнослужащих РККА и не распространялось на «добровольцев». Затем Брандт посетил АССР Немцев Поволжья, где с 1965 строился завод по производству автомобилей на основе «Фольксвагена» (вместо итальянского «фиата-жигули» нашей реальности) и пообещал крупные инвестиции в экономику республики. КГБ вскоре раскрыло целую антисоветскую сеть «обществ друзей Вилли».

Также правительство СДПГ частично декриминализировало аборты, провело реформу образования, разрешило первые альтернативные выборы в Протекторате Богемии и Моравии, подписало ряд международных соглашений об освоении космического пространства в хозяйственных интересах.

На выборах в рейхстаг 1976 СДПГ теряет голоса и получает всего 396 мест (из 876), но и ее главный соперник – Свободная консервативная партия – также сокращает свое представительство до 205 мест (худший результат с 1948 года). Коммунистическая партия Германии, наоборот, возрождает свое влияние в обществе и получает 87 мест (почти столько же, сколько и в 1948). Остальные партии сохраняют свое представительство. Не имея возможности создать однопартийное правительство, СДПГ рассматривает варианты коалиции с КПГ и с либералами. Брандт выступает против обоих вариантов и в итоге покидает свой пост, а его сменяет человек, которого не было в 1976 в нашем варианте истории, поскольку он погиб в 1945 при бомбардировке Дрездена. Назовем его Мюллер (как говорится, иметь в Германии фамилию Мюллер…) Мюллер создал правительство с участием обеих либеральных партий.

В конце 1970-х в Германии окончательно сложилась система градшафтов, немецкий кинематограф конкурирует с французским и американским, усиливается правый и левый радикализм, в страну прибывают первые волны немецкой эмиграции из СССР, а Эрнст Юнгер настойчиво призывает к созданию военно-политического союза с Францией. Еще в 1965 он организовал встречу с французскими ветеранами великой войны в Париже и Страсбурге и распространил свое обращение к молодежи обеих стран (по содержанию близкое к его же трактату 1944 года нашей реальности «Мир»), призывая к созданию Новой Европы на основе франко-германского альянса. Однако здесь это так и осталось мечтой (по меньшей мере в 2000 году).

 Отправлено: 22.10.23 10:25. Заголовок: (продолжение) ..

(продолжение)






В 1970-х Британская Империя (или Британское Содружество) завершило свое переформатирование в федерацию автономных правительств, объединенных британской верховной властью. Хотя ряд стран отпали от Содружества, в целом оно укрепилось и экономически интегрировалось. Оруэлл в этом мире умер за четыре года до выхода своего романа «1984», поэтому термин Океания здесь появился в эссе лондонского публициста 1970 года и обозначает не что иное как Британскую Империю, простершуюся на берегах всех океанов – от тундр Канады до пустынь Австралии. Население империи приближается к 1 млрд. человек (темпы роста населения колониальных и зависимых стран здесь раза в два меньше нашей реальности), и хотя ее общий ВВП не дотягивает до ВВП США, объем торговли как между отдельными частями империи, так и с другими странами мира в разы превышает американский. Помимо «старой Великобритании» в состав империи входят доминионы (включая страны Карибского моря, Цейлон, Бирму, Мальту, Кипр и две федерации в Африке), Индийский Союз – он же Империя Индии, несколько монархий (включая абсолютные монархии Персидского залива), два города-государства – Гонконг и Сингапур, Британский Мандат Палестины, зоны Судана и Суэцкого Канала и последние собственно колонии в Западной Африке, где местное население еще не получило полноценного представительства в органах власти. Сложность управления такой массой разнообразных стран дает о себе знать, и с 1960-х годов, несмотря на активное использование Сети Интернет, чувствуется необходимость непосредственного контроля за местными процессами и кризисами, а поэтому с 1970 появляется специальный орган – Имперское Дежурное Правительство (Imperial Duty Government), а вместе с ним сама королева Елизавета, вынуждены кочевать по своим обширным владениям, как те средневековые короли, которые стремились скрепить расползающиеся в ходе феодальной революции свои вассальные графства. В 1978-1979 императрица Индии Елизавета провела одиннадцать месяцев в Дели и Калькутте на фоне обострения ситуации на границе с КНР и нападения китайских войск на Индокитай. Помимо китайской угрозы британских политиков волновала ситуация с монархиями Персидского залива, где происходят восстания шиитов, проблема Суэцкого Канала и Палестины, Ольстерский вопрос. Поскольку британские войска обеспечили безопасность нефтяных шейхов, взамен была достигнута стабильность нефтяных цен. Несмотря на политику Саудовской Аравии и Ирака в этой сфере, цены на нефть выросли, но всего на 82% за десять лет (1970-1980), а не в десятки раз, как в нашем мире. Это, в свою очередь, не приводит к энергетическому кризису 1970-х, не стимулирует перестройку энергобаланса (альтернативные источники энергии разрабатываются лишь в тех европейских странах, которые лишены колоний с дешевой нефтью – в Германии, Польше, Италии). Также нет стимула в прокладке советских газо- и нефтепроводов в Европу. Хотя с начала 1960-х СССР продает на мировом рынке сырой нефти гораздо больше, чем нефтепродуктов (реал), выручка невелика и не покрывает советских потребностей в валюте.

В Британской Индии повстанческие отряды, как маоистской, так и просоветской направленности, нападают на помещичьи владения, а временами эти отдельные нападения перерастают в повстанческую войну. Помещики-заминдары в ответ создают свои отряды (реал) – одним словом, у Боливуда уйма сюжетов боевиков. Это ничуть не мешает обеим коммунистическим партиям – просоветской и пропекинской – заседать в парламенте Индийского Союза (власти неоднократно рассматривали вопрос об их запрете, но сочли нужным контролировать эти боевые группировки в легальном пространстве). Помимо этого, учащаются мусульманско-индуистские столкновения, нападения на христиан, сикхов и зороастрийцев, Калькутта – самый криминальный город Азии. Индийский национальный конгресс ни разу не смог получить большинства голосов на выборах (максимальные результат в 1952 году – 168 мест из 389), поскольку в парламенте заседает 90 депутатов, назначенных князьями, а также 100 депутатов из мусульманских регионов («Пакистанская фракция» – хотя Всеиндийская мусульманская лига не всегда побеждает во всех мусульманских по населению округах). Поэтому все правительства вынужденно коалиционные – обе главные партии (ИНК и ВМЛ) договариваются, а британские власти играют роль арбитра. В 1972 ВМЛ проиграла выборы левым партиям мусульманской общины, и ИНК создал левоцентристскую правительственную коалицию. В 1977 выборы проиграл ИНК, и к власти пришла неустойчивая разношерстная коалиция левых партий. К концу 1970-х усилилось движение партий дравидского юга за выход из состава Индийского Союза и создания отдельного доминиона, включающего тамильские земли Цейлона.

Насер так не оправился от поражения 1956 года, но Анвар Садат, сменивший его в 1967 (в этом мире Насер умер на 3 года раньше), начал в 1971 году войну за Суэц и Синай. Британские и французские войска вновь нанесли поражение египетским войскам (большую роль сыграли две еврейские по составу бригады, дислоцированные в Зоне Суэцкого Канала). В 1973 Садат подписал позорный мир и признал «вечную аренду» компанией Суэцкого канала своей территории. Исламисты убили Садата в 1979 (на два года ранее нашей реальности) и начали террористическую кампанию против британских военных баз в регионе. Во Французском Алжире произошло новое неудачное арабское исламистское восстание. Шиитский режим Ирана провозгласил весь Персидский залив зоной своих национальных интересов. Бедные шейхи уже не помышляли о независимости от британского резидента. В 1979 советские войска вошли в Афганистан и достигли границ Британского Индийского Союза. В еврейской общине Палестины усилились правые («гиперсионистские») партии, некоторые из которых в борьбе с британским владычеством стали опираться на поддержку европейских неофашистов. Курьез обоих миров: сочиненная для американского мюзикла с Лайзой Минелли «Кабаре» двумя еврейскими (!) музыкантами композиция «Tomorrow Belongs To Me» быстро стала гимном всей англоязычной правой (реал), а также еврейской правой и крайне правой в Палестине и США. Палестинская арабская эмиграция за пределы Мандата не приобрела значительных масштабов. Но арабо-еврейские столкновения приобретают хронический характер.

Одним из самых больных регионов Содружества остается Ольстер, где не прекращается террористическая кампания ирландских группировок. В США открыто действуют их сторонники, и, хотя после 1965 британское правительство попыталось оговорить запрет их деятельности, сменяющие друг друга коррумпированные республиканские правительства ничего не смогли поделать. Только в 1982 Рейган провел «антитеррористическую кампанию», стоившую ему почти всех голосов консервативных ирландцев США. Правительство ЮАР претендует на Британский протекторат Бечуаналенд, управляемый коалицией местных племенных вождей, и подзуживает белых колонистов Родезии и Ньясаленда и Восточно-Африканской Федерации к отделению. В этих доминионах процветает самый оголтелый расизм, с которым Imperial Duty Government давно смирился из опасения сепаратизма, а договориться с африканскими лидерами не получается.

На Тринидаде в 1976, на Британской Ангилье в 1969 и на Британской Гренаде в 1979 происходили антибританские восстания с целью провозглашения левых республик, вдохновленные примером Доминиканской Республики. В 1966 году произошло вторжение гватемальских войск в пределы Британского Гондураса, что рассматривается как последняя из серии «прокси-войн» Британской Империи и США в Латинской Америке (когда обе страны поддерживали противоборствующие государства в войнах 1930-х), но другие историки считают эту войну предвозвестником Англо-аргентинской войны 1982. Вопреки расчетам британского военного командования в Карибском регионе, боевые действия затянулись на полтора года, в т.ч. по причине активной помощи Гватемале со стороны Мексики (эти страны заключили секретный договор о разделе Британского Гондураса).

Приход в Великобритании к власти лейбористов в 1964 году после 30-летнего консервативного правления ничуть не напоминал «ангсоц» радикальных реформ лейбористского кабинета в 1945 году нашей реальности. В 1965 году Палата общин одобрила замену смертной казни за убийство пожизненным тюремным заключением. Однако смертная казнь по-прежнему могла быть применена при рассмотрении дел о государственной измене, шпионаже, пиратстве, поджоге и нескольких видах военных преступлений (реал). С 1967 года гомосексуальность законодательно перестала считаться уголовным преступлением; были узаконены аборты (тоже реал). При лейбористском премьере Вильсоне также были введены ограничения на иммиграцию в Великобританию. Была проведена реформа образования (реал) и здравоохранения. Вильсон считал необходимым присоединение Великобритании, но не всей Британской Империи, к ЕАСТ, однако даже в его партии по этому вопросу возникла непреодолимая оппозиция. Зато в 1973 году подписан договор о торговле с Бенилюксом. Лейбористы даже не помышляли о демонтаже Британской Империи, но считали необходимой общую демократизацию политических систем отдельных стран Содружества, при этом опять же мирились с абсолютизмом шейхов Персидского залива и раджей Севера Борнео и с расистскими режимами в Африке.

В самой Англии в ответ на глобализацию Британского Содружества усиливаются «местнические настроения». Лондон превратился в мировую столицу, населенную выходцами из всех уголков Британской Империи (та же история с Парижем), а в Девоншире и Йоркшире возникает движение за сохранение «английскости» в противовес «британскости», его активисты хотели быть англичанами, но не британцами. Это впоследствии сомкнется со скинхедским движением.

Как и предсказывали в 1930-х, интересы Великой Британии и Великой Германии почти нигде не сталкивались. Действовали торговые договоры, подписанные еще во времена Бормана и фон Бека. Курс германской марки немного снизился по отношению к британскому фунту (12,30 за 1 фунт в 1980), но оставался стабильным. Германское влияние в Центральной и Юго-Восточной Европе продолжает усиливаться. СДПГ провозглашает построение социализма, близкого к скандинавской модели. В 1973 году (в 35-ю годовщину Хрустальной ночи) Вилли Брандт принес извинения еврейской общине Германии (лидер палестинского еврейского профсоюза Гистадрут Голда Мейр сразу же в сердцах воскликнула: «Какая жалость, что Вилли не британский премьер, а Палестина – не германский Мандат!» – британские власти Палестины только что приняли закон, ограничивающий еврейское землевладение).

В 1980 году германские социал-демократы проиграли выборы в рейхстаг, получив всего 284 места (из 876). Свободные консерваторы вновь вырвались вперед, но не получили большинства (295 мест). Традиционно компанию им составили баварский ХСС (57 мест) и обе либеральные партии (в целом 82 места), однако до большинства опять не хватало нескольких мест. Коммунисты получили 54 места. Народная партия – 87, незадолго перед тем основанная Партия зеленых – 11. В ходе парламентского кризиса происходит раскол СДПГ, из ее рядов выходит правая фракция во главе с лидерами эссенского подразделения, которая базируется на социал-либеральной платформе. 10 голосов раскольников хватило для утверждения правительства в марте 1980. Здесь мы уже исчерпали кандидатуры известных нам германских политиков родом из 1939, когда произошла развилка, и вынуждены говорить даже не о людях типа «условного де Голля», а о совершенно новом поколении германских консервативно-либеральных политиков, имеющих мало аналогов с правыми правительствами ФРГ 1980-х нашей реальности. Популярности КПГ очень повредили ассоциации с террористическими группами вроде Красной Армии Германии, которая активизируется в конце 1970-х.

Летом 1980 на основе отколовшейся от СДПГ социал-либеральной фракции создана Гражданская партия, провозгласившая «экономическую демократию», отказ от жестких партийных программ и пацифизм, что ей ничуть не помешало поддерживать правый (по умолчанию милитаристский, хотя настаивающий на "прагматизме" и "технократизме") кабинет свободных консерваторов и баварских монархистов. Раскол ошеломил СДПГ. Такого не было со времен выделения из ее состава левых партий коммунистов и независимцев в 1917-1918 гг. В градшафтах новая партия также начинает теснить левых.