Отправлено: 10.08.17 15:00. Заголовок: "лгали, лгут и будут лгать..." Очерки российских идеологий ХХ-XXI вв.

Взялся, наконец, за этот труд, который я замышлял еще в нулевые годы - критический обзор идеологий, их истории от зарождения в качестве ментальных структур индустриальной эпохи и до вырождения к концу ХХ века (плюс оценка современного состояния). Первая часть должна иметь продолжение: во второй части (которая займет 60-70%) речь пойдет о российских идеологиях от декабристов до нашего времени. Информации собрано вполне достаточно, а также обнаружил, что не смотря на смену симпатий и антипатий зав последние 10-12 лет, я вряд ли в 2005 году писал бы иными словами и определениями (а это значит, что базовые представления автора не изменились)))).

Для начала общий обзор идеологических течений:

ИДЕОЛОГИИ.

1. Либерализм.
1.1. Классический республиканизм (Макьявелли).
1.2. Вигизм (1680-е).
1.3. Классический либерализм (Монтескье) (1710-е).
1.4. Республиканский патриотизм (1790-е).
1.5. Республиканский федерализм (1790-е).
1.6. Национал-либерализм (Германия) (1800-е).
1.6.1. Декабризм (1810-е).
1.7. Джорджизм (1870-е): уравнительное налогообложение.
1.8. Социальный либерализм (1880-е).
1.9. Консервативный либерализм.
1.10. Национал-прогрессизм (около рубежа XIX-XX вв).
1.11. Исламский либерализм (Ата-Тюрк) (1920-е) (?) (младотурки: 1860-е; джадиды: 1900-е).
1.12. Неолиберализм (1930-е): активная государственная политика.
1.13. Либертарианство (1940-е).
1.14. Неоклассический либерализм (левый либертарианизм) (1960-е).

2. Консерватизм
2.1. Торизм (1680-е).
2.2. Либеральный консерватизм (Берк) (1790-е).
2.3. Классический традиционализм (1800-е).
2.4. Монархический абсолютизм (легитимизм; самодержавный монархизм) (1800-е).
2.5. Клерикализм (Де Местр) (1800-е).
2.5.1. Ультрамонтанизм (1800-е).
2.6. Конституционный монархизм (1810-е).
2.7. Джексонианство (1820-е).
2.8. Теодемократизм (1840-е).
2.9. Солидаризм (1850-е).
2.10. Интегрализм (1880-е).
2.11. Дистрибутивизм (около рубежа XIX-XX вв).
2.12. Национал-консерватизм (около рубежа XIX-XX вв).
2.13. Популяризм (христианская демократия) (начало ХХ века).
2.14. Социальный консерватизм (начало ХХ века).
2.15. Младоконсерватизм (1910-е).
2.16. Фундаментализм (1910-е).
2.17. Интегральный традиционализм (Генон, Эвола) (1920-е).
2.18. Голлизм (1940-е).
2.19. Неоконсерватизм (1970-е).
2.20. Палеоконсерватизм (1980-е).
2.21. Коммунитаризм (1990-е).
2.22. Христианский реконструкционизм (1990-е).
2.23. Теоконсерватизм (2000-е).

3. Социализм
3.1. Мютюэлизм (Прудон) (1820-е).
3.2. Сенсимонизм (1820-е).
3.3. Фурьеризм (1820-е).
3.4. Анархо-социализм (1830-е).
3.5. Классический марксизм (1840-е).
3.6. Христианский анархизм (1840-е).
3.7. Христианский социализм (1840-е).
3.8. Левое народничество (1860-е).
3.9. Социал-реформизм (1880-е).
3.10. Фабианский социализм (1880-е).
3.11. Социалистический сионизм (1890-е).
3.12. Желтый социализм (1900-е).
3.13. Лейборизм (1900-е).
3.14. Большевизм (1910-е).
3.15. Исламский социализм (1910-е).
3.16. Буддийский социализм (1920-е).
3.17. Национал-коммунизм (1920-е).
3.18. Неосоциализм (1930-е).
3.19. Сталинизм (1930-е).
3.20. Троцкизм (1930-е).
3.21. Арабский социализм (1940-е).
3.22. Демократический социализм (1940-е).
3.23. Титоизм (1940-е).
3.24. Африканский социализм (1950-е).
3.25. Классический коммунизм (1950-е).
3.26. Коммуно-патриотизм (чучхэ? 1950-е; Зюганов: 1990-е).
3.27. Маоизм (1950-е).
3.28. Еврокоммунизм (1960-е).
3.29. Фиделизм (1960-е).
3.30. Экосоциализм (1960-е).
3.31. Ведический социализм (1970-е).
3.32. Китайский социализм (1980-е).
3.33. Боливарианизм (Уго Чавес) (1990-е).

4.Фашизм.
4.1. Национал-синдикализм (1910-е).
4.2. Классический фашизм (1920-е).
4.3. Клерикальный фашизм (1920-е).
4.4. Монархо-фашизм (1920-е).
4.5. Национал-социализм (1920-е).
4.6. Революционный национал-социализм (1930-е).
4.7. Фалангизм (1930-е).
4.8. Неофашизм (1950-е).

5.Национализм.
5.1. Общий патриотизм.
5.2. Государственный патриотизм.
5.3. Этнический национализм.
5.4. Религиозный национализм.
5.5. Правое народничество (почвеничество).

6.Особые идеологии «анти…
6.1. Антимонархизм (1820-е)
6.2. Антибольшевизм (антикоммунизм) (1910-е).
6.3. Антифашизм (1920-е).
6.4. Антилиберализм (1990-е).


Не правда ли, пестрый спектр?)))) Каждое из этих течений будет охарактеризовано (30% книги), а затем посмотрим как это реализовывалось с "российской спецификой".

 Отправлено: 23.07.20 12:56. Заголовок: Дополнение к разделу..

Дополнение к разделу КОНСЕРВАТОРЫ:

2.8. Консервативный каудильизм (1830-е).
Любая идеология, если она желает именоваться идеологией, должна изъясняться на всем понятном языке, ее лозунги должны быть приемлемы для той публики, к которой она обращается. Наверное, никто, кроме самых откровенных обскурантов, не заявляет о стремлении к рабству, бесправию и не превозносит холопство как социальную норму. Потому что сами понятия «рабство», «бесправие» и «холопство» в последние 200-250 лет имеют крайне негативную коннотацию. Как бы далеко в своей критике либерализма и иных революционных и прогрессивных идеологий не заходил консерватизм, он должен был перетолковывать и усваивать идейный багаж противников, чтобы бороться на их поле. Если консерватизм выступал против крайностей демократии и против демократии вообще, он должен был что-то ей противопоставить – причем, из арсенала либеральных же идей. Появилась формула «свобода без демократии», которая апеллировала не только к аристократическому или денежному меньшинству, но и к творческим личностям, обещая освобождение от власти презренных масс и искусство ради искусства. Но все-же главный тезис консерватизма – стабильность, и он не сходит с уст любого консерватора всех времен и народов.

Феномен консервативного каудильизма (каудильо – на испанском, буквально «предводитель крестового похода») возникает в латиноамериканских странах сразу же после завоевания ими независимости и процветает в регионе вплоть до нашего времени. Сам по себе каудильизм не обязательно является консервативным, каудильо может быть либералом, социалистом, коммунистом, фашистом – кем угодно (с т.з. латиноамериканских политических представлений, Сталин и Шарль де Голль – тоже каудильо), дело не в идеологической окраске, а в способе правления. Юлий Цезарь однажды на критику ответил «я – цезарь, но не царь» (по латыни это звучит не так омонимически), и любой каудильо может сказать о себе то же самое. Каудильизм существует в обществе, которым уже невозможно управлять с помощью одних чиновников, нужная пропаганда, социальная демагогия, а для недовольных – репрессии. Каудильо одновременно должен быть неумолимым в отношении оппозиции и хорошим оратором, ведущим за собой массы. Для масс нужен образ «свобего парня», который способен объехать норовистого жеребца и не против приударить за красоткой. Однако, у каудильизма есть отличительный (чисто латиноамериканский, кстати) признак. Это «пронусиаментизм» (пронусиаменто – переворот). Представим себе среднестатистическую монархию Старого Света. Свержение монарха всегда будет колоссальным событием, глубокой социальной революцией, а для убежденных монархистов с религиозной прожилкой – чем-то вроде конца света, так что не удивительно самоубийство десятков и даже сотен верных слуг царя (принцип «есть имярек – есть страна, нет имярека – нет страны» – не глупость, а определенный психологический настрой). Каудильо приходит к власти в результате рядового переворота (реже – побеждает на выборах и уж затем прибирает к рукам всю власть), но и теряет ее столь же легко и просто – в результате следующего пронусиаменто, красивого и немного легкомысленного, как бразильский карнавал. Жертвы? – ну так уровень бытового насилия в латиноамериканском регионе в разы больше, чем в старушке-Европе, и понятие нормы несколько иное. Режимы каудильо, как правило, неустойчивы. Каудильо быстро растрачивает свой политический авторитет, социальная опора его власти неумолимо сужается, а сам он становился жертвой нового заговора – нередко составленного своими же приближенными. Ни он, ни его фанаты по этому поводу вовсе не собираются накладывать на себя руки, и иногда удача улыбается «предводителю нации» дважды. В странах Латинской Америки за 200 лет их независимости случились сотни переворотов (в Боливии уже 200-й или 201-й), а поскольку каждый новый президент начинал с переделки под себя всех основных законов, столь же часто менялись конституции (в Венесуэле сейчас действует 26-я по счету с 1811 года). Некоторые перевороты происходят совершенно бескровно, но другие сопровождаются кровопролитными войнами (прибавьте сюда неудачные пронусиаменто – их в 2-3 раза больше, чем удачных) и годами тлеющие повстанческие войны – благо зимы нет, а контролировать всю территорию власти научились совсем недавно.

 Отправлено: 23.07.20 13:57. Заголовок: Там же: Консерватив..

Там же:

Консервативные каудильо стремились к сохранению сложившегося в начале XIX века социального устройства, к приспособлению под это устройство устройства политического. Средняя испаноамериканская страна в 1830-х годах – это около двух миллионов жителей, из которых половина – индейцы, живущие своей обособленной жизнью, слабая аграрная экономика экспортно-импортного типа, сильные позиции католической церкви, ничтожный процент избирателей – в основном образованных горожан (естественно, мужского пола) и ориентация на «хозяйку морей» Великобританию, откуда поступают кредиты, и на Париж, откуда приходят идеи. Рабство в латиноамериканских странах просуществовало до середины XIX века, а в Бразилии и на Кубе до 1880-годов. Не то слово – романтика магического реализма!

Консерваторы Латинской Америки вполне освоили президентско-парламентские методы правления, но даже чаще, чем либералы, прибегали к социальной демагогии, опоре на простого человека и культ «вождя нации». Их поддерживали католическая церковь, рабовладельцы и крупные экспортеры. Главная опора подобных партий была в сельской местности, где помещик оказывался полным хозяином жизни и мнения своих подопечных. Крайне неприемлемыми для латиноамериканских консерваторов были гражданский брак, свобода совести, равноправие незаконнорожденных, отмена рабства и протекционизм (хотя в отношении последнего пункта единства не было ни среди либералов, ни среди консерваторов, если элиты страны демонстрировали неоднородность интересов, возникало несколько конкурирующих либеральных или консервативных партий). В ХХ веке к основным принципам консерватизма прибавился «дирижизм» в экономике, сходный с экономической политикой де Голля и Франко. Во внешней политике после 1945 года – однозначный антикоммунизм и антисоветизм. Каудильо редко вмешивались в научную и культурную жизнь своей страны, но за власть держались мертвой хваткой. Наиболее выдающимися политическими долгожителями среди консервативных каудильо являются: Трухильо Молина в Доминиканской Республике – 31 год (1930-1961), сын и отец Дювалье на Гаити – 28 лет (1957-1985), Росас в Аргентине – 23 года (1829-1852), Пиночет в Чили – 17 лет (1973-1990), Кариас Андино в Гватемале – 16 лет (1933-1949), Паэс в Венесуэле – 13 лет (1830-1843). Бронзовый призер среди консервативных каудильо – венесуэльский Гомес со своим 27-летним правлением стоит между консерваторами и либералами, но ближе к первым (генерал Никанор из «Осени патриарха» Гарсия Маркеса тоже ведь начинал свою военно-политическую карьеру как либерал). Либеральные каудильо могут поспорить со своими противниками по части долголетия: Эстрада Кабрера в Гватемале продержался 22 года, Порфирио Диас в Мексике 34 года, а клан Сомоса в Никарагуа – фактически 45 лет. Особым вариантом консервативного каудильизма стало 35-летнее правление Строэсснера (1954-1989) в Парагвае, для которого характерно тесное сращивание государственного аппарата, прежде всего военно-полицейского, с теневой экономикой и организованным криминалитетом. Советская пропаганда честила эти режимы защитников Родины и религии от масонов и коммунистов (большей частью не имеющих дипломатических отношений с СССР), как фашистские и полуфашистские, так что современным российским поклонникам соответствующих идей для обеспечения преемственности следует поискать другой СССР.

 Отправлено: 24.07.20 08:39. Заголовок: Дополнение к БОЛЬШЕВ..

Дополнение к БОЛЬШЕВИЗМУ 4.15.

Предложенная большевиками и другими левыми социалистами система советов как полномочных органов власти, внутри которых преодолевается разделение властей, оказалась неработоспособна в конкретных условиях разгорающейся гражданской войны (нечто подобное советам – трибунаты предложил реализовать в условиях Чили 1850-х годов социалист-утопист Франсиско Бильбао).

 Отправлено: 24.07.20 11:21. Заголовок: Дополнение к разделу..

Дополнение к разделу ФАШИЗМ:

5.7.1. Неофалангизм (1960-е).
В отличие от неофашизма, который никак не может оформиться, назвать себя своим именем и открыто признаться в симпатиях к тем или иным фигурам истории ХХ века, неофалангизм получил определенное распространение и даже реализацию в конкретных политических режимах Латинской Америки. Пережившие вторую мировую войну в состоянии нейтралитета фашистско-корпоративный режим Португалии (который не дает покоя в современной России некоторым из желающих «догнать Португалию») и франкистский режим Испании в условиях противостояния Запада и СССР, естественным образом, оказались против СССР и на стороне США. Правительство Португалии еще в 1949 году вступило в НАТО (видимо, это и есть главная цель желающих «догнать Португалию») и сделало видимость демократических реформ. В Испании режим Франко, который изначально формировался на основе широкой правой коалиции (националисты, фалангисты, клерикалы, консерваторы, часть монархистов), в 1950-х предпринял ряд реформ и к 1958 году сместился из фашистской части политического спектра в правоконсервативную. В 1970 году португальский фашистский Национальный союз был преобразован в правоконсервативное Национальное народное движение. Это расширило политическую базу правящих на Пиренейском полуострове режимов и позволило им просуществовать еще 30 лет – до середины 1970-х.

Латиноамериканские политики (в том числе либералы) присматривались к практике фашистских режимов Европы еще в 1920-1930-х годах. Упомянутые либералы в это время смещаются к правому флангу латиноамериканской политики, и социальная организация, достигнутая в Италии при фашизме, казалась им реальной альтернативой левому коллективизму. В 1920-х годах в Чили беспартийный представитель младшего офицерства Карлос Ибаньес дель Кампо, придя к власти в результате чреды военных переворотов и подчинения себе либеральных политиков в 1927 году, попытался насадить на чилийской почве фашистскую систему, близкую итальянской. Политический проект Ибаньеса – экономическая и политическая модернизация Чили с помощью корпоративного государства и протекционизма, отстранение от власти олигархии в пользу «меритократии». Главными врагами Ибаньеса оказались коммунисты, левореспубликанские радикалы и вообще левые партии. Но Чили как была, так и осталась сырьевым придатком развитых стран, и падение цен на селитру и медь привело к социальному взрыву и свержению Ибаньеса в 1931 году. Его противники создали на короткое время в 1932 Социалистическую Республику Чили. Второй раз Ибаньес пришел к власти на альтернативных президентских выборах 1952 года, критикуя традиционные партии страны. В начале 1930-х годов в Перу президент-диктатор генерал Луис Мигель Санчес Серро опирался на вполне фашистскую партию Революционный союз.

В 1950-1970-х новые военно-консервативные режимы стран Латинской Америки стали приобретать все более драконовские формы. Уже не было того «своего парня» и карнавального веселья, которое свойственно традиционному латиноамериканскому пронусиаменто. Место бравых полковников, вышедших из сельвы и советующихся с карточными гадалками о том, кого поддержать – американскую банановую компанию или Британскую империю, заняли безликие представители военщины, а репрессии приобрели систематический и какой-то механизированный, машинный характер. Если традиционный латиноамериканский консерватизм никогда не порывал с парламентаризмом, и консервативные диктаторы охотно проводили выборы, хотя бы формально демократические, новое поколение правых диктатур вообще обходилось без парламента (первые два года правления Одриа в Перу, первые четыре года пересхименистского режима в Венесуэле, все 11 лет правления военного режима в Уругвае (1973-1984), все 7 лет диктатур «национальной реорганизации» в Аргентине (1976-1983), все 17 лет режима Пиночета в Чили).

Требовалось идеологические обеспечение правых военных диктатур, и оно нашлось со стороны течения т.н. «новых правых», ориентирующихся на испанскую систему во времена Франко (течение «новых правых», конечно, не ограничивается неофранкизмом, но именно в Латинской Америке эта тенденция, по понятным причинам культурного характера, была сильнее всего). В Чили, где еще с XIX века либералы были слишком консервативны, а консерваторы – слишком либеральны, помимо социализма, альтернативой традиционным партиям становятся католические социал-христианские движения, вызревающие в недрах консервативной партии и желающие самой решительной перестройки политической системы страны («правой революции» – как они выражались). В 1966 году чилийский студент Хаиме Гусман (1946-1991) создал в Католическом университете Гремиалистское цеховое студенческое движение, симпатизирующее франкизму и другим крайне правым режимам. Гусман считал этатизм и вмешательство государства в экономику угрозой свободе, и это предопределило как его личную ориентацию на экономический либерализм, так и соответствующий крен политики Пиночета, чьим советником Гусман становится в 1973 году. Т.о., правоконсервативная политика вполне может сочетаться у «новых правых» с рецептурой «чикагских мальчиков» (Пиночет встречался и находил общий язык с М.Фридманом и фон Хайеком). Такова была общая атмосфера 1970-х годов, когда демократия стала ассоциироваться с левизной, а либеральные экономисты обнаружили, что для проведения необходимых реформ нужна «твердая рука». Экономический либерализм пиночетовского режима подвергся критике справа: например, консервативно-националистический чилийский историк, успевший побывать солидаристом и коммунистом, Марио Гонгора называл Пиночета «могильщиком чилийского национального государства». В целом, чилийскую модель трудно назвать особо успешной в отношении темпов экономического роста: с 1970 по 1990 темпы роста ВВП в Чили не превышали средний показатель Латинской Америки в целом, а по уровню ВВП на д/н пиночетовская Чили отставала как от СССР, так и от новых индустриальных стран Восточной Азии. Помимо экономического либерализма и правоконсервативного политического курса, режимы, подобные пиночетовскому, проводили линию на деполитизацию общественной жизни – в известном смысле, пытаясь вернуть общество в доидеологические времена.

Еще один латиноамериканский режим, недолговечный, но оставивший заметный след в гватемальской политике, также связан с правореволюционной идеологией – правление фанатичного христианина-евангелиста генерала Эфраима Риоса Монтта (1982-1983). В условиях гватемальской повстанческой войны, организованной левыми движениями при поддержке Кубы, а затем также сандинистского правительства Никарагуа, характеризующими признаками т.н. «риосмонттизма» являлись: идеология правого радикализма, консервативного республиканизма и крайнего антикоммунизма, массированное подавление левого партизанского движения, единоличная диктатура харизматичного лидера, прямое обращение лидера к населению, формирование гражданских военизированных структур массовой поддержки режима, преимущественная опора правительства на крестьянство, жесткая борьба с криминалом и коррупцией. Этот стиль правления оказывает влияние на политическую жизнь Гватемалы до сих пор, в результате чего общество по прежнему (повстанческая война завершилась в 1996 году) остается разделенным на два враждующих лагеря. Поддержку Риос Монтт получил со стороны не только крайне правых партий, но и правых либертарианцев.

 Отправлено: 26.07.20 07:41. Заголовок: Дополнение к ХРИСТИА..

Дополнение к ХРИСТИАНСКОМУ СОЦИАЛИЗМУ 4.7.

В Колумбии социалистическо-христианская тенденция, наоборот, влилась в состав правой Консервативной партии, и левый эгалитаризм христианских социалистов позволил этой партии сохранить влияние на массы вплоть до нашего времени, в то время как многие консервативные партии других латиноамериканских стран – современники колумбийских консерваторов – исчезли с политической сцены еще в XIX веке. В 1961 году в Колумбии возникает уникальное политическое движение - Национальный народный альянс, соединивший консервативное наследие XIX века (во всяком случае, на первых порах) с «колумбийским путем к социализму на основе христианской веры», как выразился основатель партии – колумбийский диктатор в 1953-1957 годах Рохас Пинилья. Аналогично, колумбийская Либеральная партия, многократно менявшая название и перманентно расколотая на несколько фракций, еще в середине XIX века опиралась своим левым крылом на эгалитаристские и социалистическое общества, а в 1930-х вобрала в себя множество левых социалистических организаций, что также обеспечило ей политическое долголетие вплоть до нашего времени.

 Отправлено: 26.07.20 07:42. Заголовок: Дополнение к ЛЕВОМУ ..

Дополнение к ЛЕВОМУ НАРОДНИЧЕСТВУ 4.8.

В отличие от христианских социалистов левое народничество было равнодушно к религии.

 Отправлено: 26.07.20 07:49. Заголовок: Дополнение к БОЛИВАР..

Дополнение к БОЛИВАРИАНИЗМУ 4.39.

Строго говоря, исторический Симон Боливар был, скорее, консерватором, чем либералом (аналогично гондурасский Морасан и эквадорский Элой Альфаро, чьими именами пользуются в настоящее время крайне левые силы этих стран, не были социалистами), однако, многие идеи, выдвинутые Боливаром в начале ХIX века, показались левым актуальными в современной действительности.

 Отправлено: 26.07.20 09:15. Заголовок: Дополнение к ДЖЕКСОН..

Дополнение к ДЖЕКСОНИАНСТВУ 2.7.

В первую треть века своего существования (1828-1861) Демократическая партия – вполне консервативная сила, конкурирующая с праволиберальной Партией вигов, основанной в 1833 году. Не сразу она становится именно южной партией: на президентских выборах 1836-1856 рисунок поддержки демократических кандидатов от Демократической партии включал также северные штаты (и наоборот, у главных конкурентов демократов – вигов было много сторонников в рабовладельческих штатах). Однако, выборы 1860 года все изменили. Новая Республиканская партия, созданная на основе левых вигов и либеральных республиканцев, с самого начала опиралась на поддержку северян («янки»), и в 1860 победила с огромным перевесом на парламентских и президентских выборах. Она выступила с программой отмены рабства. Южане-виги (Конституционный союз) побеждают в трех «средних» штатах (Виргиния, Кентукки и Теннесси), а весь юг поддерживает Демократическую партию, которая теперь выражает интересы плантаторов-рабовладельцев. Демократы северных штатов затем приняли участие в выборах в Конгресс 1862 года (демократы-южане их, естественно, проигнорировали), и с 1861 года можно говорить о существовании второй Демократической партии северных, а затем и западных штатов, либеральной, аболиционистской и гораздо более левой, чем южная Демократическая партия. В последней на протяжении 100 следующих лет (1868-1968) существенную роль играли защитники самобытности американского Юга, «проигравшего войну, но выигравшего великую литературу», как выразился в интервью советской «Литературной газете» в 1988 году директор библиотеки Конгресса США Джеймс Биллингтон. Не смотря на кардинальное различие в программах, обе демократические партии поддерживали единого кандидата на пост президента США, и их кандидат побеждает республиканцев в 1884 и 1892 годах. Однако, южные демократы десятилетиями практически совершенно монопольно – в трех поколениях политиков – правили 12-ю южными штатами (Алабамой, Арканзасом, Виргинией, Джорджией, Кентукки, Луизианой, Миссисипи, Северной Каролиной, Теннесси, Техасом, Флоридой и Южной Каролиной), а положение северных демократов было очень нестабильным. Если на выборах в Конгресс США побеждали республиканцы, представительство демократов-либералов Севера сокращалось до 30-50 мест, а в случае победы их представительство возрастало до 100 и более мест, превышая стабильное представительство в Конгрессе южной Демократической партии, элементарно зависящее от количества мест конгрессменов, представляющих южные штаты (70-100 мест из общего количества 300-400). Классический период господства южных демократов в своих штатах – период между двумя мировыми войнами и вплоть до начала кампании за расовое равенство - замечательно описан в литературе Фолкнером, Харпер Ли и Труменом Капоте.

Тем временем северная Демократическая партия жила своей жизнью, восприняв новейшие прогрессистские идеологии рубежа XIX-XX веков, а также Новый Курс Рузвельта. В ходе борьбы с расовой сегрегацией южные демократы, недовольные обещаниями президента-демократа Линдона Джонсона отмены расистских законов и порядков, перешли в 1967-1968 на сторону его соперника – республиканца Никсона. В американской политике произошел самый крупный сдвиг за последние 50-60 лет, причем влево. Отныне современная либеральная Демократическая партия ушла с американского юга, и джексонианство потеряло для нее актуальность, а южные штаты (совпадающие с т.н. «билейским поясом») стали зоной влияния правых республиканцев.

 Отправлено: 26.07.20 09:41. Заголовок: Весь дополненный вар..

Весь дополненный вариант первой части (а это только первая часть, над второй думаю - есть версия, что это будет 100 вопросов по истории ХХ века в России и 100 на них ответов, кратко, причем) - размещен - https://proza.ru/2017/09/13/345

 Отправлено: 27.07.20 08:09. Заголовок: Интересно, почему та..

Интересно, почему так легко можно переходить из левых лагерей в правые и наоборот. Видимо, идейные фанатики, которые ни за что не переметнутся, редкость.

 Отправлено: 27.07.20 08:17. Заголовок: ВЛАДИМИР-III пишет: ..

ВЛАДИМИР-III пишет:

цитата:

В ходе борьбы с расовой сегрегацией южные демократы, недовольные обещаниями президента-демократа Линдона Джонсона отмены расистских законов и порядков, перешли в 1967-1968 на сторону его соперника – республиканца Никсона. В американской политике произошел самый крупный сдвиг за последние 50-60 лет, причем влево. Отныне современная либеральная Демократическая партия ушла с американского юга, и джексонианство потеряло для нее актуальность, а южные штаты (совпадающие с т.н. «билейским поясом») стали зоной влияния правых республиканцев.

Наскільки я знаю, ситуація інакша.

1. ще досі багато штатів півдня включаючи ту саму Флориду (на останніх президентських виборах різниця була у кілька тис. голосів) так звані батлстейти. це на рівні штатів, а на рівні міст чи графств там буває десятиріччями однопартійна місцева влада або республіканська чи демократична, як наприклад у місті Атланта. Тобто демократи не лишили південь, і демократична партія не кинула південь.

2. так само на півдні обирались(та обираються) сенатори демократи з усіма ознаками старих південних демократів включаючи членство у ККК. тобто і південні демократи нікуди не ділися.

3. у пояснювальних ютубах (з республіканської точки зору) посилаються на дрейф виборців. Який як я розумію був зумовлений, не сприйнятям ліберальних ідей північних демократів -- наприклад абортів, з іншого боку припинкою підтримки сегрегаційних законів на яких тримались демократи південні.

 Отправлено: 27.07.20 08:23. Заголовок: retrograde пишет: И..

retrograde пишет:

цитата:

Интересно, почему так легко можно переходить из левых лагерей в правые и наоборот. Видимо, идейные фанатики, которые ни за что не переметнутся, редкость.

До 60х, та частково навіть до 80х років 20го сторічь, як демократична так і республіканські партії це парасолькові організації, або виборчі блоки на наші гроші, у які входили як праві так і ліві угруповання. Тому неможна саказати, що тоді вони переходили з правого у лівий табір, чи навпаки. Навіть зараз республіканці включають у себе широке коло від евангелічних консерваторів до лібертіанців та мінархістів.

 Отправлено: 27.07.20 16:34. Заголовок: thrary пишет: 1. ще..

thrary пишет:

цитата:

1. ще досі багато штатів півдня включаючи ту саму Флориду (на останніх президентських виборах різниця була у кілька тис. голосів) так звані батлстейти. це на рівні штатів, а на рівні міст чи графств там буває десятиріччями однопартійна місцева влада або республіканська чи демократична, як наприклад у місті Атланта. Тобто демократи не лишили південь, і демократична партія не кинула південь.

Флорида особый случай. Не забывайте, что там - как и в Техасе и прочем испаноязычном поясе - демократов поддерживают вовсе не потомки фолкнеровских героев, а латинос. Конечно, есть местные демократы, но они либералы, а не консерваторы (кстати, тенденция 1990-2000-х с массовым переселением пенсионеров из северных штатов в южные - самый яркий пример тому Джорджия, которую в 1996 году - на Олимпиаде - презентовали как "город пенсионеров с севера" -также способствовала экспорту в южные штаты северных демократов). Однако, факт остается фактом: в 1992 году на президентских выборах из 12 южных штатов за республиканца голосовали 7. в 1996 - 7, в 2000 - 12, в 2004 - 12, в 2008 - 9, в 2012 - 10, в 2016 - 11. Так что все-таки большинство населения былой твердыни Демократической партии уже давно позиционируют себя как республиканцы, причем достаточно правые - не либерал-республиканцы (есть там такая фракция).

То же самое на губернаторских выборах. Форида: на губернаторских выборах 1990 и 1994 действительно победил демократический кандидат, но на всех (!) последующих губернаторских выборах (1998, 2002, 2006, 2010, 2014, 2018) побеждает республиканец. А это все же самый "демократический" из южных штатов - за счет кубинцев и прочих латиноамериканцев.

Насчет Ку-клус-клана посмотрю... Дело в том, что расцвет Ку-клус-клана падает именно на "золотой век" консервативного демократизма на Юге - к 1925 до 6 млн. членов. В 1960-1970-х их никогда не было больше 10 тысяч (!), а сейчас и того меньше. Сомневаюсь, что эти 10 тысяч после 1968 голосовали за демократов, тем более за Обаму.

Выборы сенаторов-демократов от южных штатов (по два от штата; выборы не во всех штатах):
2000 - 4 демократа, 8 республиканцев,
2002 - 4 демократа, 18 республиканцев,
2004 - 2 демократа, 14 республиканцев,
2006 - 4 демократа, 6 республиканцев,
2008 - 8 демократов, 14 республиканцев,
2010 - 16 республиканцев,
2012 - 4 демократа, 6 республиканцев,
2014 - 2 демократа, 20 республиканцев,
2016 - 14 республиканцев,
2018 - 2 демократа, 8 республиканцев.

Я не исключаю, что кто-то из этих сенаторов-демократов в юности был ку-клукс-клановцем, но это давно в прошлом. С 1994 года Демократическая партия вообще сдвинулась на самый левый фланг либерализма.

 Отправлено: 27.07.20 16:40. Заголовок: retrograde пишет: И..

retrograde пишет:

цитата:

Интересно, почему так легко можно переходить из левых лагерей в правые и наоборот. Видимо, идейные фанатики, которые ни за что не переметнутся, редкость.

Здесь, думаю, как и в лингвистике с "беглыми" звуками, есть свои правила. В каждом кокретном случае - ну... здесь уже личный фактор. Тихомиров из народовольца стал монархистом, но это ничего не доказывает, и во-вторых, стало лишь подробностью его биографии, поскольку он шел навстречу основному течению: к революционности и левизне (так сказать, закон больших чисел).

Надо дополнять очерки этим материалом (благодарю за подсказку): посмотреть куда шли "перебежчики" - тем более это интересно после исторических поражений: фашистов в Италии в 1943, гоминьдановцев в Китае в 1949 и т.д.

 Отправлено: 28.07.20 13:11. Заголовок: Последнее, видимо, д..

Последнее, видимо, дополнение. К разделу НАЦИОНАЛИЗМ:

6.3.1. Расизм.
Появление расизма также очень трудно сколько-нибудь определенно датировать. В русский язык слово «раса» пришло во второй половине XIX века из французского языка, где race – слово итальянского происхождения – от razza, восходящего к арабскому rаs «порода». Слово «расизм» впервые зафиксировано французским словарем Ларусса в 1932 году и трактовалось как «система, утверждающая превосходство одной расовой группы над другими».

В основе расистского представления об обществе лежит эстетическое желание видеть вокруг себя нечто красивое. Высшая раса должна быть красива. Правда, само представление о красивой внешности очень варьируется: буддийские статуи с длинными мочками ушей, черные зубы у русских купчих XIX века, разного рода деформации головы, зубов, губ и ушей, принятые у африканских племен – попытки привести тело человека в соответствие с эстетическим идеалом. То же самое касается исторических периодов: Рубенс пришел бы в ужас от зрелища современных субтильных дам, поскольку в XVII веке «худая женщина» означало «больная женщина». Но расизм далеко не ограничивается просто эстетикой и евгеническими мероприятиями по разведению красивых людей (как породистых щенков или урожайной пшеницы). Под расизмом понимают убеждение о решающем влиянии расы на характер, мораль, таланты, способности и поведенческие особенности отдельной человеческой личности. Вроде, все это соответствует биологическим и вообще материалистических теориям. Дарвина, действительно, обвиняли в создании расистского дискурса, поскольку его теория эволюции разрушила представление об эгалитарном, «божественно-духовном» происхождении человека. Однако, расовая дискриминация существовала задолго до публикации «Происхождения видов» в 1859 году, и обвинять Дарвина в практическом расизме ХХ века – все равно, что обвинять инженера Королева в уфологической истерии.

Все цивилизации, естественным образом, смотрели на «варварскую периферию» как на нечто второсортное, сравнительно с цивилизационным центром (и поэтому русский историк С.М.Соловьев, прямо именовавший казаков разбойниками, и русский ихтиолог Н.Я.Данилевский, считавший финские народы «этнографическим материалом», не хуже и не лучше древнеегипетских вельмож). Античное общество при этом обращало внимание не на форму греческого или римского носа, а на культурный уровнь своей цивилизации (так, в расизме биологическая проблематика всегда будет подменяться культурной или даже узко-религиозной: еврейский религиозный фундаменталист считает именно религию причиной «еврейского превосходства», хотя современный Израиль – достаточно средненькое государство в сравнении с другими западными странами).

Как и другие разновидности патриотизма, расизм – крайне пессимистическое мировоззрение (служащий Французской компании газового освещения, а затем дипломат граф Жозеф Артюр де Гобино, хотя старался быть «объективным» и наделил каждую расу своими достоинствами: например, артистические таланты невозможны без определенной доли негритянской крови, весьма пессимистически смотрит на будущее человечества, считая, что его ждет лишь расовое смешение и деградация). Но это еще не самое печальное в расизме. Социализм, консерватизм или либерализм подвергались критике за их утопизм и невозможность реализовать общанное, но расизм вообще ничего реализовать на практике не способен. Люди никак не помещаются в прокрустово ложе расистских схем. Все обещания расизма теряют смысл, подвергаются политической корректировке, сползают в какую-то сакральную сферу (как любая религия, которая отвечает на вопрос: а почему бог по молитве не может воскресить человека?) Польский католический философ Юзеф Бохеньский приводит антинацистскую пословицу: «Настоящий ариец должен быть высоким, как Геббельс, стройным, как Геринг, и блондином, как Гитлер». Попытки то осуществить на практике расистско-евгенические рецепты, то вывести какие-то расистские истины из данных исторических наук всегда терпели неудачи (пример последнего: берутся фотографии айнов, подбираются фотографии русских крестьян начала ХХ века, похожие на первых физиономиями, и делается вывод о том, что айны – это русские; хотя можно было бы сделать прямо противоположный вывод: русские – айны, утерявшие родной язык). Расизм желает одновременно быть популярно-примитивным и претендовать на некую наукообразность. После того, как в начале XXI века был расфифрован геном, и людей стали делить по генетическим субкладам, этнорасисты схватились за это новшество и моментально отождествили современные этнические группы с древними археологическими культурами и т.п. общностями вплоть до палеолита по палеонегетическому принципу, что выглядит более чем наивно (патриот искренне занят историческим бытием своего родного народа, другие народы его совершенно не интересуют, и на патриотических исторических картах родной народ висит в необитаемом пространстве, как «сферический конь в вакууме»), но для желтой прессы сойдет.

Разумеется, расизм, как и другие разновидности национализма, желает быть мировоззрением жертв. С другой стороны, поскольку быть расистом в современном мире быть как-то неприлично, патриоты разных народов заняты тем, что обвиняют в расизме друг друга и защищают от подобных обвинений себя любимых. На практике, если не считать древних и средневековых обществ (например, системы расовых каст Испанской Америки в XVI-XIX веках), расистские принципы вполне себе осуществлялись в южных штатах США вплоть до 1960-х годов, а когда советское общество прокляло расизм, оно заслужило прозвища «жидо-коммуна». Не стоит думать, что расисты враждебны религии (в т.ч. христианству): представление о том, что в крови человека и общества в целом содержится его душа, взято расистами именно оттуда.

 Отправлено: 29.07.20 07:35. Заголовок: Ну и завершение Перв..

Ну и завершение Первой части:

POST SCRIPTUM – НАЧАЛО ПОСТИДЕОЛОГИЧЕСКОЙ ЭПОХИ.

Хотя, как в других подобных случаях, трудно определить точное начало одного исторического периода и завершение предыдущего, в случае постидеологической эпохи мы вполне можем говорить, что она началась в 1980-х годах и продолжается уже четыре десятилетия. В экономическом отношении она характеризуется завершением перехода наиболее развитых стран мира от индустриального к постиндустриальному, информационному типу экономик – это не значит, что перестали выпускать промышленные товары, и даже возделывать поля не прекратили (промышленное производство в США в 1950-2000 годах выросло в 6 раз), но эти две отрасли перестали играть определяющую роль в экономике наиболее развитой части человечества. После 1990 к развитым странам Северной Америки, Западной Европы и Океании примкнули страны Восточной Европы и ряд т.н. «новых индустриальных стран». В целом за последние 40 лет уровень жизни существенно вырос почти во всех странах мира, хотя разница в доходах между бедными и богатыми сохраняется. К 2000 году начался масштабный перенос промышленного производства в развивающиеся страны с их дешевой рабочей силой. Развитие транспорта удешевило товары, которые теперь можно было поставлять за тридевять земель. Все привычные еще в середине ХХ века схемы национальных экономик, стремящихся к автаркии, потеряли смысл, и теперь функционировала единая долларовая мировая экономика, сходная в чем-то с экономикой фунта стерлинга до первой мировой войны (автаркические тенденции оказываются вовсе не каким-то всеобщим доинформационным состоянием человечества, а всего лишь реакцией на вызовы двух мировых войн). Информационное пространство связало общества в глобальном масштабе и оказало больше влияния на политику, чем на экономику, в условиях завершения формирования во многих странах среднего класса, политическое поведение которого было иным, чем у стратифицированного общества прошлых веков. В 1980-2000 годах произошла общая демократизация политических систем в странах «второго» и «третьего» миров (т.е. бывших социалистических стран Европы и почти всех латиноамериканских). Отдельные тоталитарные и авторитарные режимы превратились в реликты среди однообразного моря стран, где смотрят одни и те же сериалы, ездят на одних и тех же автомобилях и обсуждают одни и те же политические новости. Заработали созданные еще в середине ХХ века международные организации. К 2000 году риск крупномасштабной войны снизился до уровня бисмарковской дипломатии «перестраховок» в конце позапрошлого века. В общем и целом Фукуяма оказался не так уж неправ, говоря о «конце истории» – завершилась достаточно масштабная эпоха, именуемая индустриальным циклом или (в советских учебниках) «новой историей», и многие правила игры, характерные для нее, потеряли смысл.

Человечество вступило в новое тысячелетие, руководствуясь либерально-социалистическими принципами, которые уже потеряли свою идеологическую роль и стали частью повседневности, основой мышления людей, принимающих решения. В проигрыше оказалось, прежде всего, зашедшее в тупик гипериндустриализации и противостояния Западу социалистическое сообщество во главе с СССР. Еще в 1950-х годах предполагалось, что быстрые темпы экономического роста, планирование и прорывные направления научно-технического прогресса выведут мировую социалистическую систему на такой уровень развития экономики, сравнительно с которым старый капитализм США и других стран Запада покажется архаикой. По ряду причин, названных выше, это оказалось невозможным, и уже в 1972 году в коридорах советской власти отдавали себе отчет в невозможности «догнать-перегнать» Запад, а тем более построить коммунизм к заявленной дате. Но населению продолжали транслировать бодрые рапорты о непрерывных успехах, и это следует счесть самой большой ошибкой советского руководства: замалчивая реальные и неразрешимые в рамках социалистической системы проблемы, оно, когда продолжать предыдущую политику стало уже невозможно, превратило перестроечные реформы в немотивированные и волюнтаристские потуги с т.з. советской идеологии (если все хорошо, и социалистические страны идут нога в ногу, как выражался Брежнев, зачем что-то менять?) В конце 1970-х, правда, возликла возможность компенсировать экономические неудачи за счет нефтедолларов (в 1974-1980 цены на нефть на мировом рынке возросли в 5-6 раз). Но эта «нефтяная игла» крайне негативно повлияет на российскую экономику после 2000 года, окончательно сделав ее сырьевым придатком мировой (Сталин перевернулся бы в гробу, если б узнал о структуре экспорта современной России; в 1930-х экспорт сырой нефти за рубеж был в 10-12 раз меньше по весу, чем нефтепродуктов). Те бывшие социалистические страны, у которых не было запасов нефти, постарались интегрироваться в европейское экономическое пространство (благо ЕС, как и всякая «империя», имеет тенденцию к расширению), и некоторым (особенно Польше и Чехии) это неплохо удалось. Вернуться в досоциалистическое прошлое в прямом смысле было уже невозможно, но встроиться в новую мировую экономику, разумеется, на вторых-третьих ролях, получалось (структура экспорта Польши в 2017 году – не очень большого по объему (25-е место в мире; Россия – на 16-м): машины и транспортное оборудование 37,8 %, промежуточные промышленные товары 23,7%, готовые изделия 17,1%). Китаю удалось встроиться в глобальную экономическую систему в качестве эдакого дешевого опытного завода при американском конструкторском бюро. Это совершенно изменило роль сохранившегося в стране коммунистического режима – он превратился в всего-навсего политическое обеспечение экономического роста. Хотя в 2014 году китайская экономика «перегнала» по объему (в покупательной способности юаня) американскую, это, колоссальное и принципиальное событие для эпохи автаркических экономик, в эпоху глобальной экономики не изменило практически ничего. Тем, кому непонятно почему, придется пройти целый курс обучения на экономическом факультете.

В 1980-х, помимо советских режимов, рухнули правые военные и полувоенные диктатуры в странах Латинской Америки и Юго-Восточной Азии, которые поддерживались правительством США с целью «сдерживания коммунизма», но надобность в них отпала, и к тому же их сохранение не соответствовало общему курсу на демократизацию политических систем. Это резко усиливает левые и либеральные партии в соответствующих регионах. Если экономическое развитие стран Латинской Америки продолжалось прежними небыстрыми темпами, то регион Юго-Восточной Азии вместе с Японией и Китаем сформировал новый центр тяжести мировой экономики. Заметно возросла роль последнего региона в глобальном культурном обмене. Финансирование научно-исследовательские и опытно-конструкторские работы (НИОКР) в странах Юго-Восточной и Восточной Азии растет огромными темпами, и к середине 2010-х в Южной Корее, Тайване, Китае, Японии оно по объему догоняет и превышает показатели многих европейских стран и России (в последней оно сократилось сравнительно с советскими временами).

В странах мусульманского мира – регионах Северной Африки, Ближнего и Среднего Востока сохранялось неопределенное положение: авторитарные и тоталитарные диктатуры сменялись революциями (прежде всего в период 2011-2012 годов) и общей нестабильностью. Но рост цен на нефть в 2000-2008 годах привел к получению многими региональными державами сверхдоходов, которые их правительства тратили, в том числе, на расширение своего влияния. Никакого единства мусульманских народов в принципе не наблюдается – наоборот, самыми злейшими врагами для суннитских режимов (типа Саудовской Аравии) были шииты, для левых режимов арабского социализма – исламские фундаменталисты 5-6 разновидностей и т.п. Крах социализма в СССР и Восточной Европе в условиях религиозного ренессанса в 1990-2000-х годах привел к усилению исламских фундаменталистов (Алжир, Йемен, Тунис, Пакистан) и падению левых светских режимов в ряде мусульманских стран (Афганистан, Ирак, Египет, Ливия). Правда с помощью Запада большинство исламских режимов (талибы в 2001-2002, египетские братья-мусульмане в 2013, Исламское Государство Ирака и Леванта в 2015-2019) потерпели поражение, но в целом роль исламского фундаментализма в регионе гораздо выше, чем во времена Анвара Садата и Ясира Арафита. В Турции, стране светской и республиканской, к власти в 2002 году приходит социально-консервативная исламская Партия справедливости и развития, которая тянет страну от Европы куда-то в сторону талибов и братьев-мусульман. Военная роль Турции (члена НАТО с 1952 года) во всем регионе Восточного Средиземноморья и Кавказа продолжает возрастать.

В Африке, хотя большинство тоталитарных и авторитарных режимов первых десятилетий независимости прекратили существование, продолжаются серии войн, этнических конфликтов, переворотов, и сохраняется общая нестабильность и бедность. Континент оказался на заднем плане мировой политики, хотя власти Китая и России пытались в последние годы расширить свое присутствие в ряде стран, а правительства европейских страных таковое сохраняют (особенно французское).

Европа недолго наслаждалась стабильностью и спокойствием 1990-х. Новые проблемы континента связаны с миграцией и утерей единым Европейским Союзом ведущих позиций в научно-технических разработках и конкуренцией со стороны нового центра тяжести мировой экономики. Однако, Европа – многонаселенный континет с огромным объемом экономики, а реальные негативные последствия мультикультурной миграционной политики преувеличиваются. США в 1990-х оказались на передовых рубежах человеческого развития, и не имеют (в отличие от времен противостояния с СССР) реальных конкурентов. Многополярный мир, о котором говорят уже лет 25, реализовался в виде доминирующего в научно-техническом, экономическом, политическом и культурном отношении американского «полюса» и нескольких неизмеримо более слабых «полюсов» региональных держав (Иран, Россия), которые не могут, при всем желании их элит, составить конкуренцию американскому влиянию даже в своих регионах, где, как правило, все соседи им враждебны, и вынуждены, встраиваясь, разумеется, не на первых ролях, в глобальный экономический порядок, определяемый США, тешить свои массы иллюзией военного превосходства над не умеющей воевать торгашеской цивилизацией.

Как уже сказано выше, идеологический век завершен начиная с эпохи формирования образованного среднего класса, смены индустриального порядка на постиндустриальный и усиления глобализации. Это крайне негативно сказалось на жизни идеологических партий всех типов. Во-первых, произошла деидеологизация – т.е. выход большей части повседневной жизни из-под контроля политических организаций, потеря этими политическими организациями роли «руководящих и направляющих» сил в масштабах всего общества, в результате чего они вынуждены ограничиться лишь политической сферой. Во-вторых, дискредитация идеологических идеалов – целей, к которым должны стремиться идеологические ордена прошлой эпохи, лишила идеологов сколько-нибудь внятных стратегий и превратила их в секты, стремящиеся лишь к сохранению своего «стада» от «соблазнов» окружающего мира. В-третьих, как верно предсказали теоретики «конца истории», место идеологии в политике правительств всех стран заняла экономика, что в свою очередь приводит к коррекции идеологических ценностей экономическими соображениями и к переориентации правительств на решение, прежде всего, экономических проблем. В-четвертых, созданное в большинстве стран мира потребительское (или полупотребительское) общество – самая неблагоприятная среда для идеологического воспитания. Можно сколь угодно грустить о безвозвратно ушедших временах идеологического модерна, но постмодернистское-постидеологическое общество не сможет второй раз зайти в ту же реку идеологизации – в 1920-1930-х годах было совсем другое общество (даже в США), а как вернуть современное общество в его состояние времен классической идеологизиованности непритязательных людей начала ХХ века, тянущихся к прогрессу и образованию, которые обеспечивала идеологизация, даже сами неоидеологи не знают. Во второй половине ХХ века повсеместно (особенно в странах бывшего социалистического лагеря) люди открыли в себе бесконечную личность (и это открытие не менее масштабно, чем возрожденческое XV-XVI веков), которая уже не могла быть всего лишь «носителем определенной идеологии» и не хотела пожертвовать даже малой частью своего благосостояния во имя внеличностных целей. Автору приходилось беседовать с людьми (примерно моего возраста), которые на словах требовали мобилизационной экономики, массовых расстрелов и тоталитарного режима, а в реальности не могли даже мобильными телефоном пожертвовать ради идеи. Проще говоря, Мартин Иден и Алеша Пешков были подходящим материалом для идеологической перековки, а вот уже романтический эгоист Бегбедера на это не способен. Разумеется, даже в 1930 году процветали постмодернистский конструктивизм и девальвация, но в 2000 году уже никто или почти никто не воспринимал всерьез идеологический модерн. Причины этого, в первую очередь, искали в неудачах реализации идеологических проектов на протяжении ХХ века, но если бы речь шла о простой неудаче, один проект просто сменили бы на другой (как произошло в ГДР сравнительно с «тысячелетним Рейхом»). Оруэлл предупреждал, что человек, которому обеспечен хотя бы минимально приемлемый жизненный уровень, не может смотреть на идеологии без скепсиса.

 Отправлено: 29.07.20 08:19. Заголовок: В мире сохранились п..

 Отправлено: 29.07.20 18:58. Заголовок: В Европе после 1980 ..

 Отправлено: 30.07.20 11:10. Заголовок: там же Американско..

там же


Американское общество, на первый взгляд, за последние 40 лет изменилось гораздо меньше, чем какое-либо иное в мире, и то же самое касается политической системы: по прежнему видим архаические (XVIII века) выборы, двухпартийную систему и прочие традиционные черты американской политики, сравнимые с тем, как если бы сейчас Россия управлялась по законам времен Екатерины Второй, а в Германии до сих пор имела место феодальная раздробленность, знакомая современникам Гете. В других странах за последние 100-150 лет произошли революции и прочие крупные перемены, которые первым делом меняли политические системы и политические культуры, иногда по нескольку раз. Архаизм политической системы – удел победителей в геополитических конфликтах и тех стран, чье общество сумело направить социально-политические процессы в мирное русло. Тем не менее, нельзя сказать, что современная Америка та же, что и в 1980 году. Переформатирование Демократическорй партии в 1960-х годах из «двойной» партии южных консерваторов и северно-западных либералов в партию, преимущественно либеральную, запустило процесс дрейфа демократов от либерального центризма к левому либерализму и даже оценивается многими консервативными политиками США, как «сползание к социализму». Десятилетиями левые в США и за рубежом сетовали на невозможность создать системную крупную американскую социал-демократическую партию (попытки в конце XIX – начале ХХ века на волне индустриализации оказались безуспешны), но в конце ХХ века ее функции стали переходить к социал-либеральной Демократической партии, к которой после 1972 присоединяются американские мелкие социал-демократические партии. Иногда этот крен связывают даже не с уходом из Демократической партии консервативных избирателей южных штатов (он начался еще в 1948 году, когда возникла Демократическая партия прав штатов), а с Новым Курсом Рузвельта (впрочем, Рузвельт в целом успешно ладил с южанами). Если сравнивать с началом ХХ века, то к его концу демократы и республиканцы практически поменялись электоратом. Долгое время Демократическая партия пользовалась поддержкой бедного сельского населения Юга, явно или неявно выступая за расовую сегрегацию. Но именно демократ Линдон Джонсон поставил эту форму дискриминации вне закона. Сейчас демократов поддерживают в основном крупные города США и густонаселенные береговые штаты с высокоразвитой экономикой. В наше время демократы поддерживают экономические реформы, увеличение расходов на социальные нужды, повышение налогов, наднациональные корпорации, высокотехнологичные отрасли экономики и борьбу с загрязнением окружающей среды, отказ от экономического протекционизма, права сексуальных и расовых меньшинств (в т.ч. ускоренную адаптацию мигрантов к реалиям США), женские организации, а также планирование семьи и регулирование рождаемости. Большинство демократов – противники запрета абортов и сторонники запрета смертной казни. Учитывая специфический американский «мультикультурализм», можно говорить, что к электорату демократов в настоящее время относятся большинство латиноамериканцев, большинство афроамериканцев и большинство жителей больших городов, а также почти все атеисты и неверующие Америки (хотя, конечно, есть республиканцы-афроамериканцы и республиканцы-латиноамериканцы, но их меньшинство). В 1994 году Демократическая партия потерпела крупнейшее за последние десятилетия поражение на выборах в Конгресс, который она контролировала почти непрерывно c 1931 года, и это многими обозревателями оценивалось как «консервативная революция». Хотя консервативные демократы в Демократической партии еще сохранились (т.н. фракция «синей собаки»), не они задают сейчас тон в партии. В 2013 году Демократическая партия создала вместе с рядом правосоциалистических и социал-либеральных партий стран мира Прогрессивный Альянс, который продемонстрировал сильно полевевшую позицию партии на международной арене. Последнего демократического президента – Барака Обаму – все чаще именуют социалистом. Из левых политических течений, многократно пытавшихся внедриться в избирательную машину демократов, особенно примечательно Движение Линдона Ля-Руша, возникшее в среде новых левых американской контркультуры 1960-х годов и представляющее, наверное, первый вариант «популистского коммунизма». В 1968 году бывший троцкист Ля-Руш создал Национальный конвент рабочих комитетов с многочисленными, но не играющими никакой роли филиалами во многих странах Латинской Америки и Европы, Канаде и Австралии. В 1980-х позиции Ля-Руша сместились к чему-то вроде «коммуно-патриотизма» и «коммуно-консерватизма» (во всяком случае, немало его сторонников заслужили оценку в качестве «крайне правых»). Здесь можно видеть тот рецепт, по которому в странах бывшего СССР возникали после 1989 движения т.н. «красно-коричневых»: не только в России – на Украине лидер Прогрессивно-социалистической партии Наталья Витренко подчеркивала близость идеям Ля-Руша.

Если демократы за последние десятилетия сдвинулись влево, то Республиканская партия США точно также отходила от своих центристских позиций вправо (и в 2000 году ленинское определение двух основных партий США, как малоразличимых «группировок монополистической буржуазии», конечно, устарело). Республиканская партия США, созданная в 1854 году как либеральная, государственническая, аболиционистская, протекционистская, доминировала в политической жизни страны до 1912 года. К этому времени республиканский истеблишмент уже был монополистическо-интервенционистским и мало ассоциировался с наследием Авраама Линкольна и генерала Гранта. Американские политические ярлыки трудно связать с какими-либо аналогами в Европе (герой Хэмингуэя, который в Испании воюет на стороне левых и республиканцев против консерваторов и монархо-фашистов, пытается отождествить свою позицию с позицией деда-республиканца времен гражданской войны в США, но как-то неубедительно). Республиканцы выступили против Нового Курса Рузвельта (в самой Демократической партии также были его критики: с разных сторон Рузвельта критиковали популисты – радиопроповедник Чарльз Коглин, сенатор от штата Луизиана Хью Лонг, врач Фрэнсис Таунсенд и писатель-социалист Эптон Синклер, на критике политики Нового Курса взошла либертарианская идеология). Помимо консервативной реакции на Новый Курс и антикоммунизма в середине ХХ века республиканцев озадачило движение за отмену расовой сегрегации в южных штатах. Конфликт между противниками и сторонниками сегрегации внутри Демократической партии дошёл до предела в 1964 году. Политика президентов-демократов Кеннеди и Джонсона, направленная на ликвидацию расовой сегрегации на Юге, в частности принятие Акта о гражданских правах 1964 года, и провозглашение кандидатом на пост президента от республиканцев Барри Голдуотером «новой южной стратегии» привели к тому, что часть южан-консерваторов во главе с С.Тэрмондом перешли в Республиканскую партию. В результате на президентских выборах 1964 года Демократическая партия одержала победу, но при этом впервые в истории республиканскому кандидату удалось выиграть голосование сразу в 5 штатах Глубокого Юга, всегда имевших репутацию демократического оплота. В 1968 году демократы на Юге в меньшинстве. Хотя Джимми Картер, будучи демократом-южанином, еще сумел в 1976 году выиграть выборы, потеря электората южных штатов Демократической партией стала необратимой. Религиозные проповедники с Юга привнесли в Республиканскую партию колорит консервативного провинциализма, изоляционизма и всемирного заговора. Книга Пэта Робертсона «Новый мировой порядок» (1991) стала сборником всех конспиратологических теорий, – и на этом примере видна вторичность и подражательность любых современных европейских и российских конспирологов-американофобов в отношении своих «американских дядюшек» (если российский «разоблачитель» отрицает факт высадки американских космонавтов на Луне в 1969 году, он лишь повторяет затверженное американскими теоретиками заговора вместе с мировым правительством, фторированием воды и химтрейлом). К 2000 году основными фракциями Республиканской партии были традиционалисты, социал-консерваторы, палеоконсерваторы, неоконсерваторы, умеренные республиканцы, либертарианские республиканцы и либеральные республиканцы (роль последних после 1980-х годов минимальна). Соответственно, основные программные положения: низкие налоги и льготы крупному бизнесу, снижение государственных расходов, обеспечение прав штатов, гражданский коммунитаризм, сохранение американского военного доминирования в мире, неприятие профсоюзов, нелегальной эмиграции, абортов и однополых браков. Неоконсерваторы, которые в ХХ веке выступали на стороне демократов, также перешли к республиканцам. Победа Буша в 2000 и 2004 годах во многом базировалась на голосах христианских фундаменталистов, обработавших поколение бэби-бумеров, потерявшее значительную часть сбережений в результате финансового кризиса 2000 года, а в 2016 победа Трампа была типичной реакцией на левый крен администрации Обамы (теория заговора, согласно которой Трамп победил благодаря какому-то сверхъестественному вмешательству российских агентов, и которая дарует чувство радости русским патриотам от осознания собственной значимости, используется противниками Трампа для его дискредитации). Таким образом, в начале ХХI века традиционные американские партии существенно отдалились друг от друга и опираются на разнородные идейные платформы. Это не является каким-либо «рождением американских идеологий» в новом издании: по прежнему сильно понимание интересов отдельных людей и социальных групп, будь то снижение налогов или борьба за разрешение однополых браков, и желание строить политику на их обеспечении. Таковы правила игры в постидеологическом мире.

 Отправлено: 31.07.20 09:58. Заголовок: Автор достаточно мно..